Абутью

Абутью (ум. до 2280 г. до н. э.) — древнеегипетская собака, одно из первых домашних животных в истории, имя которого достоверно известно и о котором имеются задокументированные сведения. Она, как считается, была сторожевой собакой во дворце фараона, жившей в период правления VI династии ((2345—2181 годы до н. э.), и удостоилась сложного церемониального погребения в Некрополе Гизы по приказу фараона, имя которого неизвестно.

Камень с иероглифами, на котором перечислены дары, преподнесённые фараоном на похороны Абутью, был обнаружен египтологом Джорджем А. Рейснером в октябре 1935 года. Он был, по-видимому, частью материала слолиев (декоративных элементов), имевшихся во многих мастабах (гробницах эпохи фараонов) VI династии, сохранившимся после сноса усыпальницы владельца Абутью, где камень, скорее всего и был первоначально установлен. Камень представляет собой табличку из белого известняка с размерами 54,2 × 28,2 × 23,2 см (21,3 × 11,1 × 9,1 дюйма). Надпись на нём состоит из десяти вертикальных рядов иероглифов, разделённых вертикальными линиями.

Абутью, вероятно, была борзой, изящно сложенной охотничьей собакой, похожей на современного грейхаунда, с торчащими ушами и вьющимися хвостом. Гробница, в которой был обнаружен камень с погребальной надписью о ней, расположена в могильнике G 2100 в Западной области Гизы, недалеко от западной стороны Пирамиды Хеопса.

Библиография

• Reisner, George Andrew (December 1936). «[www.gizapyramids.org/pdf%20library/bmfa_pdfs/bmfa34_1936_96to99.pdf The Dog Which Was Honored by the King of Upper and Lower Egypt]». Bulletin of the Museum of Fine Arts 34 (206): 96–99.

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Абутью

– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…