Авадзи, Кэйко

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кэйко Авадзи
淡路 恵子

Кэйко Авадзи в фильме Бездомный пёс
Дата рождения:

17 июля 1933(1933-07-17)

Место рождения:

Токио, Япония

Дата смерти:

11 января 2014(2014-01-11) (80 лет)

Место смерти:

Токио, Япония

Гражданство:

Япония Япония

Профессия:

актриса

Награды:

премия Голубая лента актрисе второго плана (1957)

Кэйко Авадзи (яп. 淡路 恵子; 17 июля 1933, Токио — 11 января 2014, там же) — японская киноактриса.





Биография

Первый муж — филиппинский музыкант и актёр Родриго («Бимбо») Данао. В 1966—1987 была замужем за японским актёром театра и кино Накамурой Кинносукэ; их старший сын погиб в автокатастрофе, младший покончил с собой.

Актриса умерла от рака.

Творчество

Получила известность после дебютной роли танцовщицы в фильме Акиры Куросавы Бездомный пёс (1949). Снималась и у других крупных мастеров. В 19671986 не работала в кино. В целом сыграла более чем в 100 фильмах.

Избранная фильмография

Признание

Премия Голубая лента лучшей актрисе второго плана в фильмах «Гейша в Старом Городе» и «Ситамати» (1957) и др.

Напишите отзыв о статье "Авадзи, Кэйко"

Ссылки

  • [www.allcinema.net/prog/show_p.php?num_p=60003 AllCinema database]  (яп.)
  • [talent.yahoo.co.jp/pf/profile/pp3290 Yahoo talent profile]  (яп.)

Отрывок, характеризующий Авадзи, Кэйко

– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.