Авалиани, Дмитрий Евгеньевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Авалиани, Дмитрий»)
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Авалиани
Имя при рождении:

Дмитрий Евгеньевич Авалиани

Дата рождения:

6 августа 1938(1938-08-06)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

19 декабря 2003(2003-12-19) (65 лет)

Род деятельности:

поэт, палиндромист

Язык произведений:

русский

Дми́трий Евге́ньевич Авалиа́ни (груз. დიმიტრი ევგენის-ძე ავალიანი, 6 августа 1938 — 19 декабря 2003) — русский и советский поэт, палиндромист.

Родился в Москве в семье книжного графика Евгения Авалиани. Окончив кафедру экономической географии СССР географического факультета МГУ, долгое время работал по специальности, затем, в связи с обострением болезни Бехтерева, — сторожем.

В конце 60-х — начале 70-х примыкал к московской литературной группе Иоффе-Сабурова. Работал во многих жанрах, в том числе палиндрома и визуальной поэзии. Не публиковался до 1992 г., с 1995 по 2000 гг. выпустил четыре книги стихов и других экспериментальных текстов. Погиб под колёсами автомобиля.

Стихи Авалиани сочетают лёгкость звучания и изящество фразировки с герметичной образностью, следуя лирике Мандельштама начала 1930-х годов. Однако наибольшее признание Авалиани принесли не они. Прежде всего, наряду с Владимиром Гершуни, Еленой Кацюбой и, несколько ранее, Николаем Ладыгиным, Авалиани является основоположником современного русского палиндрома. Исключительный вклад внесён Авалиани и в развитие русской визуальной поэзии: Авалиани изобрёл (независимо от более ранних англоязычных прецедентов) и довёл до совершенства своеобразную поэтическую форму, получившую название листовертень — это текст небольшого размера (от одного слова до нескольких строк), выписанный таким образом, чтобы при переворачивании (на 180°, реже на 90°) читался уже другой текст (в отдельных случаях тот же самый, иногда два прочтения составляют вместе рифмованное двустишие или четверостишие). Как отмечал Дмитрий Кузьмин,

твёрдо знаю, что в школьной программе должен быть ныне здравствующий поэт Дмитрий Евгеньевич Авалиани со своими листовертнями, потому что эти маленькие мультики, герои которых — слова, блистательно решают задачу одомашнивания слова, его приручения в игре, при сохранении за ним полновесного экзистенциального содержания[1].

Авалиани также развил и превратил в особую литературную форму панторифмы и анаграммы, экспериментировал с некоторыми другими редкими и трудными приёмами стихосложения.



Труды

  • Пламя в пурге: Стихи, палиндромы, анаграммы, листовертни. — М.: АРГО-РИСК, 1995.
  • Улитка на склоне: Стихи, палиндромы, анаграммы, граффити. — М.: Эпифания, 1997.
  • Иной реестр: Стихи, палиндромы, анаграммы, листовертни. — М.: А и Б, 1997.
  • Лазурные кувшины: Стихотворения. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000.
  • Я ящерка ютящейся эпохи. — CD в серии «Новая поэзия в контексте новой музыки» (декламация автора, музыка Антона Веберна).
  • Батумская кофемолка. Книжка для Алисы. — М.: Изд-во В.Гоппе, 2008.
  • Дивносинее сновидение. — М.: Самокат, 2011.

Напишите отзыв о статье "Авалиани, Дмитрий Евгеньевич"

Примечания

  1. [old.russ.ru/krug/20030328_dk.html Д. Кузьмин. Уроки литературы как уроки жизни] // «Русский журнал», 28 марта 2003 г.

Ссылки

  • [www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/avaliani-d/ Дмитрий Авалиани] на сайте «Новая литературная карта России»
  • [www.rvb.ru/np/publication/02comm/19/01avaliani.htm Дмитрий Авалиани] на сайте «Неофициальная поэзия»
  • [www.vavilon.ru/texts/avaliani0.html Страница Дмитрия Авалиани на сайте «Вавилон»]
  • [gallery.vavilon.ru/people/a/avaliani Изображения Дмитрия Авалиани на сайте «Лица русской литературы»]

Отрывок, характеризующий Авалиани, Дмитрий Евгеньевич

Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.