Аварская письменность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аварская письменность — письменность, используемая для записи аварского языка. За время своего существования функционировала на разных графических основах и неоднократно реформировалась. В настоящее время аварская письменность функционирует на кириллице. В истории аварской письменности выделяются следующие этапы:

  • XV век — 1928 год — письменность на основе арабского алфавита
  • 1860-е — 1910-е годы — письменность на основе кириллицы (параллельно с арабской)
  • 1928—1938 годы — письменность на латинской основе
  • с 1938 года — современная письменность на основе кириллицы




Арабское письмо

Древнейшими памятники аварской письменности считаются грузинско-аварские билингвы на каменных крестах и плитах, обнаруженные в Хунзахском районе Дагестана. Эти надписи сделаны грузинским письмом. Одна из них была расшифрована академиком А. С. Чикобава в 1940 году, другая, из селения Хунзах, описана Т. Е. Гудава, третья, из селения Гоцатль, расшифрована К. Ш. Микаиловым[1]. Эти надписи датируются XII—XIV веками[2].

После распространения в Дагестане ислама вместе с ним проникает и арабская письменность. Древнейшим памятником аварской письменности на арабской графической основе считается надпись в селе Корода Гунибского района, которая датируется XIII—XIV веками. К концу XV века относится старейший известный аварский рукописный текст — в написанном на арабском языке завещании Андуника, сына Ибрагима есть 16 аварских слов, записанной немодифицированной арабской графикой. По мнению Б. М. Атаева ранние аварские записи не имели своей целью фиксации собственно аварского языка[1].

С XVI века начала распространяться собственно аварская письменность. До нашего времени сохранились отдельные рукописи XVI—XIX веков, написанных по-аварски[3]. В XVII веке записи аварского языка арабскими буквами были уже достаточно широко распространены: известны глоссарии того периода, составленные Шаабаном, сыном Исмаила из Ободы, а также образцы художественных произведений Мусалава Мухаммеда из Кудутля[1].

В конце XVIII века Дибир-Кади из Хунзаха реформировал арабский алфавит, приспособив его к фонетическим особенностям аварского языка. Этот алфавит получил название «аджам». Однако он имел ряд недостатков, которые позднее неоднократно пытались упразднить[1]. Так, в XIX веке по предложению имама Шамиля специальная комиссия ввела знак ڸ для обозначения латерального лъ. В 1884 году в Стамбуле вышла первая аварская печатная книга, где использовался арабский шрифт, а затем книгоиздание началось и в Дагестане; книги на аварском печатались преимущественно в Темир-Хан-Шуре[4]. Алфавит аварского языка на арабской основе имел следующий вид[5]:

ا ب پ ت ث ج چ چّ خ خّ
ح د ر ز زّ س سّ ش شّ ص
صّ ط ظ ع غ ف ۊ ۊّ ک کّ
ڸ ل لّ م ن و ى

В 1920-е годы арабский алфавит для аварского языка был реформирован — введены буквы для ряда специфических аварских согласных звуков, а также знаки для обозначения гласных, отсутствовавшие в традиционном арабском алфавите. Реформированный алфавит получил название «новый аджам» и употреблялся до 1928 года[6]. К концу 1920-х годов аварский алфавит выглядел так (порядок букв не соблюдён)[7]: ڗ ژ ز څ ڲ خ و ﻁ ت ش ڝ س ر ڨ ق پ او ن م لّ ڸ ل ک ى اى ﻉ ﺡ ﻫ غ گ اه د ڃ ﺝ ب ا

Алфавит Услара

В 1860-е годы, после присоединения Дагестана к Российской империи, этнографом и лингвистом П. К. Усларом была составлена первая аварская грамматика (напечатана в 1889 году). В этой грамматике был использован модифицированный кириллический алфавит с добавлением нескольких латинских и грузинских букв. В 1865 году на этом алфавите в Тифлисе была напечатана первая аварская книга — «Ҭоцебесаб х̍ундерiл мацаɳ̍ул жуз — Аварская азбука». В 1860-е годы на этом алфавите вышел ещё ряд книг. В то же время предпринимались попытки ввести этот алфавит в сферу школьного образования, но они не принесли заметного успеха[4].

Однако и в дальнейшем алфавит Услара находил некоторое применение. В частности, известен аварский перевод Евангелия от Иоанна (49 листов), выполненный в 1900 году Джаватхан Гебедовым из села Телетль и записанный алфавитом Услара[3].

Латинизация

В 1923 году на конференции мусульманских народов в Пятигорске был поднят вопрос о переходе дагестанских языков на латинский алфавит. Однако тогда этот вопрос был признан преждевременным — против латиницы резко возражало духовенство и часть интеллигенции. Вновь этот вопрос был поднят в 1926 году. В феврале 1928 года 2-й объединённый пленум обкома и Совнаркома Дагестанской АССР поставил задачу разработать латинизированные алфавиты для народов республики, в том числе и для аварцев. В том же году алфавит был составлен и утверждён. Согласно постановлению ЦИК Дагестанской АССР с 1 октября 1930 года латинизированный аварский алфавит становился единственным допустимым к использованию во всех официальных сферах[6].

Первый вариант аварского латинизированного алфавита не имел заглавных букв и выглядел так[8]: a, b, c, , d, e, g, ƣ, h, ħ, ⱨ, i, j, k, ⱪ, l, , , m, n, o, p, q, ꝗ, r, s, ş, s̷, t, , u, v, x, , x̵, z, ⱬ, ƶ, ’. В 1932 году была проведена реформа алфавита — введены заглавные буквы и буквы F f, Ç ç, исключена буква . В результате алфавит принял следующий вид[9]:

A a B b C c Ç ç D d E e G g Ƣ ƣ H h ħ
Ⱨ ⱨ I i J j K k Ⱪ ⱪ L l Ļ M m N n
O o P p F f Q q Ꝗ ꝗ R r S s Ş ş Ꞩ ꞩ T t
U u V v X x X̵ x̵ Z z Ⱬ ⱬ Ƶ ƶ '

Этот алфавит использовался до 1938 года.

Современный алфавит

В конце 1930-х годов в СССР начался процесс перевода письменностей на кириллицу. В ходе этого процесса 5 января 1938 года бюро Дагестанского обкома ВКП(б) постановило перевести на кириллицу и алфавиты народов Дагестана. 8 февраля это решение было утверждено ЦК Дагестанской АССР[10]. 10 февраля новый аварский алфавит был опубликован в газете «Дагестанская правда».

Впоследствии в алфавит были внесены небольшие изменения (введена буква Ё ё и исключена буква Тл тл). В декабре 1952 года на научной сессии Института истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР было решено ввести в аварский алфавит букву ЛӀ лӀ (одна из фонем латерального ряда), а буквосочетания цӀцӀ, чӀчӀ и кӀкӀ заменить на ць, чь и Ӏк соответственно. Однако это решение не было претворено в жизнь[11]. В 1993 году этот вопрос среди прочих опять обсуждался на конференции по проблемам нормализации письменных языков в ИЯЛИ ДНЦ РАН, где, в частности, предлагалось заменить цӀцӀ и чӀчӀ на цII и чII или цъ и чъ. Этот проект также не был реализован[12].

Ныне аварский алфавит выглядит так[4]:

А а Б б В в Г г Гъ гъ Гь гь ГӀ гӀ Д д Е е Ё ё Ж ж
З з И и Й й К к Къ къ Кь кь КӀ кӀ Л л Лъ лъ М м Н н
О о П п Р р С с Т т ТӀ тӀ У у Ф ф Х х Хъ хъ Хь хь
ХӀ хӀ Ц ц ЦӀ цӀ Ч ч ЧӀ чӀ Ш ш Щ щ Ъ ъ Э э Ю ю Я я

Буква Гъ в аварском алфавите обозначает увулярный звонкий спирант, Гь — ларингальный глухой спирант, ГӀ — фарингальный звонкий спирант, Къ — увулярный абруптив, Кь — латеральный абруптив, КӀ — заднеязычный смычный абруптив, Лъ — латеральный глухой спирант и латеральную глухую аффрикату, ТӀ — переднеязычный смычный абруптив, Хъ — увулярную глухую аффрикату, Хь — заднеязычный глухой спирант, ХӀ — фарингальный глухой спирант, ЦӀ — свистящий абурптив, ЧӀ — шипящий абруптив. Долгие звуки обозначаются удвоением соответствующей буквы — кк, кӀкӀ, лълъ, сс, хх, цц, цӀцӀ, чч, чӀчӀ, и только долгий [ʃ] обозначается отдельным знаком — щ. При этом долгие согласные обозначаются, как правило, лишь при наличии минимальных пар с соответствующими краткими: мах «береза» и махх «железо», но мех [meχː] «пора, время»[4].

Таблица соответствия алфавитов

Составлено по[4][7][5]:

Современная
кириллица
МФА Услар Латиница Арабский
алфавит
а a а a آ ,ا
б b б b ب
в w в, у v و
г g г g گ ,ڲ
гъ ʁ ӷ ƣ غ
гь h h h
гI ʕ ع
д d д d د
е e, je- е e, je- اِ ,اه
ж ʒ ж ƶ ج ,ڗ
з z з z ز
и i i i اى ,اِ
й j j j ى
к k к k ک
(кк) k: кّ kk ک ,کّ
къ q’ q q ق
кь tɬ ق ,ڸّ ,ۊّ ,ڨ
кI k’ қ گ ,ڲ ,ک
(кIкI) k’: хّ ⱪⱪ کّ
л l л l ل
лъ tɬ, ɬ ɳ ļ ڸ
(лълъ) tɬ:, ɬ: ɳ̍, ɳّ ꝉ, ļļ ڸّ ,ڸ
м m м m م
н n н n ن
о o о o او
п p п p ف ,پ
р r р r ر
с s ç s س
(сс) s: с ss صّ ,ص
т t т t ت
тI t’ ҭ ƫ ط
у u у u او
ф f f ف
х χ x x خ
(хх) χ: х̍ xx خّ
хъ q k ӿ څ ,خّ
хь x h ҳ ݤ ,کّ
хI ћ ћ ح
ц ʦ s ڝ ,ز
(цц) ʦ: ц ss زّ ,ز
цI ʦ’ ц̓ ڗ ,ز ,زّ
(цIцI) ʦ’: ц ⱬⱬ ژّ
ч ʧ ч c ج ,چ
(чч) ʧ: ч̍ ش ,چ ,چّ
чI ʧ’ чّ ç چ ,چّ ,ڃ
(чIчI) ʧ’: ч̓ çç چّ
ш ʃ ш ş ش
щ ʃː ш şş شّ
ъ ʔ
э e е e- اه
ю ju ju
я ja ja

Напишите отзыв о статье "Аварская письменность"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Атаев, 1998, с. 23—25.
  2. Хапизов Ш. М. [www.academia.edu/О_ГРУЗИНСКО-АВАРСКИХ_НАДПИСЯХ_НА_КАМЕННЫХ_КРЕСТАХ О гурзинско-аварских надписях на каменных крестах] // Вестник Дагестанского научного центра. — 2014. — № 54. — С. 67—74.
  3. 1 2 Исаев, Магдиев, Маламагомедов, Оразаев, 2008.
  4. 1 2 3 4 5 Алексеев, 2001, с. 24—34.
  5. 1 2 Саидов М. Д. Возникновение письменности у аварцев // Языки Дагестана. — Махач-Кала, 1948.
  6. 1 2 Исаев, 1979, с. 158—179.
  7. 1 2 [dlib.rsl.ru/viewer/01005509731#?page=177 Новый алфавит для народностей Дагестана] // Культура и письменность Востока. — Б., 1928. — Вып. II. — С. 176—177.
  8. dibirop, 1928.
  9. Şahnazarov, 1935.
  10. Исаев А. А. О формировании и развитии письменности народов Дагестана // Социологический сборник. — Мх., 1970. — Вып. I. — С. 173—232.
  11. Гаджиев М. М., Микаилов Ш. И. [www.ruslang.ru/doc/voprosy/voprosy1953-3.pdf Научная сессия, посвящённая вопросам нормализации дагестанских литературных языков] // Вопросы языкознания. — 1953. — № 3. — С. 159—162.
  12. Атаев, 1996, с. 77.

Литература

  • dibirop m. avar alipba. — Махач-Кала, 1928.
  • Şahnazarov Ħ. Avar alif. — Maħac-Ӿala, 1935.
  • Исаев М. И. Языковое строительство в СССР. — М.: Наука, 1979. — 352 с. — 2650 экз.
  • Атаев Б. М. Аварцы: история, язык, письменность. — Махачкала, 1996.
  • Атаев Б. М. [dlib.rsl.ru/viewer/01000129562#?page=19 Формирование и развитие аварского литературного языка. Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук]. — Институт языкознания РАН, 1998. — 45 с.
  • Алексеев М. Е. Аварский язык. — Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. I. — 432 с. — 385 экз. — ISBN 5-02-022647-5.
  • Исаев А. А., Магдиев С. Я., Маламагомедов Д. М., Оразаев Г. М. [www.opentextnn.ru/history/arkheography/specification/?id=2996 Каталог рукописей и фрагментарных записей на языках народов Дагестана, хранящихся в Рукописном фонде ДНЦ РАН]. — Мх., 2008. — 204 с.


Отрывок, характеризующий Аварская письменность

Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.