Аватови
Руины Аватови (Оватови, Оуатови), англ. Awatovi Ruins — национальный исторический памятник (National Historic Landmark) в округе Навахо на территории резервации племени хопи в штате Аризона, США с 1964 года. Здесь находятся руины поселения-пуэбло, а также испанской католической миссии, сооружённой в XVII веке.
Содержание
История
Поселение Аватови было среди первых поселений индейцев пуэбло, которые посетили и завоевали испанские колонизаторы. В начале 1500-х годов Аватови было одним из крупнейших и важнейших поселений. Первым из европейцев в 1540 году его посетил Педро де Товар, которого направил Франсиско Васкес де Коронадо на земли хопи через неделю после захвата поселения Хавику (en:Hawikuh). Произошла небольшая стычка, однако хопи быстро согласились на мир и преподнесли испанцам подарки — ткани, кожу, бирюзу и кукурузу. После этого пять окрестных поселений хопи также заявили о верности Королю Испании.[1]
После этого события испанцы не появлялись на землях хопи до 1583 года, когда экспедиция Антонио де Эспехо провела несколько дней в поселении хопи, прежде чем повернуть на юго-запад в долину Зелёной реки. В 1598 году Хуан де Оньяте обнаружил, что хопи готовы были принести формальную присягу испанской короне. Оньяте вновь посетил пуэбло в 1605 году, а капитан Херонимо Маркес — в 1614 году. Тем не менее, вплоть до 1629 года испанцы не предпринимали попыток основать здесь христианскую миссию.[1]
С момента основания миссии и до восстания пуэбло в 1680 году под предводительством Попе жители Аватови редко контактировали с испанскими военными властями и вовсе не контактировали с испанскими поселенцами. Хопи опасались репрессий за участие в восстании, однако репрессии не последовали. Когда Диего де Варгас прибыл в 1692 году, хопи вновь присягнули на верность Испании, и тот отбыл без инцидентов. [1]
В конце 1700 года, в результате крайне враждебного отношения большинства хопи к своим соплеменникам, обратившимся в христианство, Аватови был разрушен. Нападающие убили всех мужчин, а женщины и дети были расселены по другим посёлкам. После этого Аватови был заброшен. [1]
Изучение
Крупные археологические раскопки в Аватови провели Джон Отис Брю из Музея Пибоди в 1930-е годы. Многочисленные находки Брю хранятся в Музее Пибоди. Почти всё, что он раскопал, было позднее засыпано вновь. [2]
Тогда же, в 1930-е годы, художник из племени хопи, Фред Кэботи, получил от того же музея поручение зарисовать исторические руины во время раскопок.[3]
Напишите отзыв о статье "Аватови"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.nps.gov/history/history/online_books/explorers/sitec3.htm History of Awatovi]. This section incorporates public domain text from this US government website.
- ↑ [tps.cr.nps.gov/nhl/detail.cfm?ResourceId=99&ResourceType=Site Awatovi Ruins NHL]
- ↑ [www.askart.com/askart/k/fred_kabotie/fred_kabotie.aspx Kabotie biography]
Литература
- Watson Smith, Kiva Mural Decorations at Awatovi and Kawaika-a, with a Survey of Other Wall Paintings in the Pueblo Southwest, Papers of the Peabody Museum, 2006 reprint ISBN 9780873651264
- Hester A. Davis ,Remembering Awatovi: The Story of an Archaeological Expedition in Northern Arizona, 1935—1939, Peabody Museum Monographs. 2008 reprint ISBN 978-0873659116
Ссылки
- [www.ladyfromrussia.com/karnaval/states/arz_hist.shtml История штата Аризона, ч. 1]
- [www.statemuseum.arizona.edu/exhibits/pproj/potqtvr.asp?cn=18293&ds=no Awatovi Black-on-yellow Ladle] (недоступная ссылка с 04-09-2013 (3880 дней) — история, копия) at Arizona State Museum
Отрывок, характеризующий Аватови
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
