Дюверней, Ава

Ава Дюверней
Ava DuVernay
Дюверней в 2015 году.
Имя при рождении:	Ава Мари Дюверней
Дата рождения:	24 августа 1972(1972-08-24) (51 год)
Место рождения:	Лос-Анджелес, Калифорния, США
Профессия:	режиссёр, сценарист, продюсер
Карьера:	1999 — наст. время

Ава Мари Дюверней (англ. Ava Marie DuVernay; р. 24 августа 1972 года в Лос-Анджелесе) — американский режиссёр, сценарист, продюсер и публицист. В 1999 году она создала The DuVernay Agency; выступила маркетологом в более чем сотне кинофильмов, параллельно выпуская документальные фильмы.

В 2010 году Дюверней выпустила свой первый игровой фильм «Я буду следовать», который принёс ей похвалу от критиков и ряд наград в сфере независимого кино. В 2012 году она выпустила фильм «На полпути в никуда», за который она получила главный приз кинофестиваля «Сандэнс», став первой афро-американской женщиной, выигравшей премию за лучшую режиссуру кинофильма. В 2013 году она сняла короткометражный фильм «Дверь», представленный на 70-м Венецианском кинофестивале, а затем Шонда Раймс пригласила её на место режиссёра одного из эпизодов третьего сезона сериала «Скандал». Им стал эпизод «Vermont Is for Lovers, Too».

В 2014 году Дюверней выпустила свой третий полнометражный игровой фильм «Сельма», основанный на реальных событиях борьбы за гражданские права в 1965 году. Дюверней была отмечена номинациями на премии «Золотой глобус» и «Независимый дух» за лучшую режиссуру. Фильм же был выдвинут на «Оскар», однако Дюверней не была номинирована как режиссёр, из-за чего Академия кинематографических искусств и наук была подвергнута резкой критике как со стороны прессы, так и зрителей, в особенности в Twitter.

В 2015 году Дюверней анонсировала свой следующий фильм, который будет рассказывать историю любви во время Урагана «Катрина». Также она выступает в качестве создателя и продюсера предстоящего сериала «Королева сахарных плантаций», который выйдет на Oprah Winfrey Network.

Ссылки

• Ава Дюверней (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Дюверней, Ава

И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.