Августа Великобританская

Августа Великобританская

Августа Фридерика Луиза Великобританская (Августа Ганноверская) (нем. Augusta Friederike Luise von Hannover, англ. Augusta of Great Britain; 31 июля 1737, Лондон — 23 марта 1813, Лондон) — принцесса Великобритании, с 1773 по 1807 год герцогиня Брауншвейг-Люнебургская и княгиня Брауншвейг-Вольфенбюттельская.

Вышла замуж за наследного принца Брауншвейга Карла Вильгельма Фердинанда и переехала из Лондона в Брауншвейг. Супруг Августы велел возвести для неё замок Ричмонд, ставший её основной резиденцией с 1768 года. После смерти мужа и оккупации Брауншвейга французами, уехала в Англию и провела последние годы жизни со своей дочерью Каролиной Брауншвейгской в Лондоне.

Биография

Старшая дочь принца Уэльского Фредерика и его супруги Августы Саксен-Готской Августа родилась в Сент-Джеймсском дворце. Помимо Августы в семье наследника английского престола родилось ещё семеро детей. Отец Августы находился в постоянном конфликте со своими родителями, поэтому у Августы не было возможности познакомиться со своими дедушкой и бабушкой. Её родители избегали любых контактов со двором в Виндзоре, а королевская чета заявляла о нежелательности любых контактов с их старшим сыном и его семьёй. Августа Великобританская выросла в родительском доме в Кью и получила разностороннее и основательное образование вместе со своим братом Георгом. Помимо истории и литературы она изучала иностранные языки (французский и итальянский).

Родители Августы давно подумывали о том, чтобы выдать дочь замуж в Брауншвейг-Люнебург, но серьёзные действия в этом направлении последовали лишь в 1761 году. Первая дочь принца Уэльского получила приданое в размере 30 тысяч фунтов стерлингов и ежегодную ренту в размере 8 000 фунтов стерлингов. Эти деньги пришлись очень вовремя в пустую казну Брауншвейгского княжества.

Августа и Карл Вильгельм Фердинанд, заключившие исключительно династический брак, хотя и соблюдали все положенные приличия, но не испытывали друг к другу интереса. Даже две официальные любовницы мужа Мария Антония фон Бранкони и Луиза фон Гертефельд не вызывали у Августы никаких эмоций. Столь же холодно Августа относилась и к детям. Лишь в последние годы жизни в Лондоне у неё наладились отношения с дочерью Каролиной. Безучастность Августы к событиям в самом ближайшем своём окружении истолковывалась современниками как высокомерие и являлась поводом для слухов о её супружеской измене.

После церемонии бракосочетания в Королевской часовне Сент-Джеймсского дворца молодожёны отправились в Брауншвейг и поселились в местном дворце, который Августе не понравился и показался слишком простым. Своего первенца Августа поехала рожать в привычный Лондон. Но и в декабре 1764 года, после рождения дочери, наречённой также Августой, принцесса осталась в Англии. Её супруг разрывался между Лондоном и Брауншвейгом и приобрёл за это время земельный участок на горе Цуккерберг к югу от Брауншвейга под новый комфортабельный замок, соответствующий запросам супруги. Строительство замка было поручено архитектору Карлу Кристофу Вильгельму Флейшеру. Дворец был назван Ричмондом в честь района в Лондоне.

Августа вернулась в Брауншвейг, но там она по-прежнему находилась в тени своей свекрови Филиппины Шарлотты Прусской. Августа въехала в новый замок сразу, как только он был готов.

После рождения третьего больного сына Августа в 1770 году на Августу посыпались упрёки. Отношение к Августе населения Брауншвейга было испорчено разнообразными распространяемыми при дворе слухами.

После ранней смерти своего последнего ребёнка Амелии Августа полностью отдалилась от придворной жизни. Всё изменилось, когда её муж наследовал престол в 1773 году. Его мать, вдова старого герцога Филиппина Шарлотта покинула герцогскую резиденцию, а на Августу легли многочисленные представительские обязанности.

14 октября 1806 года в битве при Йене и Ауэрштедте Карл Вильгельм Фердинанд получил тяжёлую травму головы и умер спустя месяц. Августа бежала от французских войск, оккупировавших Брауншвейг, в Англию. Её брат, король Георг III, предоставил ей резиденцию в Лондоне недалеко от дома, где проживала её дочь Каролина.

Августа умерла в марте 1813 года от последствий гриппа и была похоронена в королевской усыпальнице в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке.

Семья

В браке с Карлом Вильгельмом Фердинандом родилось семеро детей:

• Августа Каролина Фредерика (1764—1788), супруга Фридриха Вюртембергского;
• Карл Георг Август (1766—1806);
• Каролина Амалия (1768—1821), супруга короля Великобритании Георга IV;
• Георг Вильгельм Христиан (1769—1811);
• Август (1770—1822);
• Фридрих Вильгельм (1771—16 июня 1815), убит в битве при Катр-Бра;
• Амелия Каролина Доротея Луиза (1772—1773).

Первенец Карл Георг Август родился почти слепым, как и его младшие братья Георг Вильгельм Кристиан и Август, но в отличие от них он не страдал серьёзными пороками умственного развития, а был лишь умственно отсталым. Вследствие своего физического и умственного развития первые трое сыновей не могли наследовать своему отцу. Лишь младший сын Фридрих Вильгельм оказался здоровым физически и умственно, хотя отличался неукротимым нравом, не останавливавшимся ни перед какими преградами. У дочерей Августы не наблюдалось никаких отклонений от нормы в физическом и психическом состоянии.

Литература

• William A. Beckett: Universal Biography. Isaac, London 1836.
• Elisabeth E. Kwan und Anna E. Röhrig: Frauen vom Hof der Welfen. MatrixMedia, Göttingen 2006, S. 115−126, ISBN 3-932313-17-8.

Отрывок, характеризующий Августа Великобританская

– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.