Августовские пушки

Эта статья — о книге. О реальном временно́м отрезке см. 1914 год#Август.

Августовские пушки
The Guns of August
Обложка первого издания
Жанр:	военная история
Автор:	Барбара Такман
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1962

«А́вгустовские пу́шки» (англ. The Guns of August) или «А́вгуст 1914» (англ. August 1914) — историческое произведение Барбары Вертгейм Такман о предпосылках и первом месяце Первой мировой войны, изданное в 1962 году. После вступительных разделов Такман в деталях описывает развёртывание конфликта. Она сосредотачивается на военной истории стран-участниц Первой мировой войны, прежде всего великих держав.

Таким образом «Августовские пушки» описывают ранний этап Первой мировой войны, с решений начать войну до начала битвы на Марне, которая остановила немецкое наступление во Франции. Последствием были четыре года позиционной войны. В книге Такман описывает обсуждение планов, стратегий, события в мире, международные настроения до и во время войны.

За публикацию данной книги Барбара Такман получила звание лауреата Пулитцеровской премии за документальное прозаическое произведение в 1963 году. Она позже вернётся к теме, которую затронула в «Августовских пушках» — к социальным отношениям и проблемам, которые существовали до Первой мировой войны. Такман опишет это в коллекции из восьми эссе, которые вышли в 1966 году под названием «Гордая башня: Портрет мира перед войной, 1890—1914». Лучше всего о книге говорит название статьи в «Уолл-стрит-джорнел», написанной сотрудником Гудзонского института Брюсом Коулом по случаю переиздания «Августовских пушек» и «Гордой башни»: «Героиня популярной истории».

Главные герои

Такман тщательно знакомит нас со всеми ключевыми игроками, как союзными (из Франции, Великобритании, Бельгии и России), так и немецкими командирами. С её характерным вниманием к деталям, мы узнаем об их личностях, сильных и слабых сторонах.

• Жозеф Жоффр, французский генерал, главнокомандующий французской армии.
• Хельмут Мольтке, начальник немецкого генерального штабу.
• Альберт I, король Бельгии, главнокомандующий бельгийской армии. Он в ответственный момент сделал трудное решение и не согласился на немецкие условия.
• Князь Николай Николаевич Младший, верховный главнокомандующий силами Российской империи в начале 1-ой Мировой войны.
• Джон Френч, британский фельдмаршал, возглавлял на Западном фронте Британские экспедиционные силы.

Жозеф Жоффр, французский главнокомандующий	Жозеф Симон Галлиени, военный комендант, руководитель обороны Парижа	Шарль Ланрезак французский генерал, командующий 5-ой армией	Адольф Мессими, французский военный министр

Хельмут Мольтке, начальник немецкого генерального штаба	Вильгельм II кайзер Немецкой империи	Александр фон Клюк командир дальнего правого немецкого крыла	Эрих Людендорф, немецкий военачальник, генерал-полковник времён 1-ой Мировой войны

Альберт I, король Бельгии, главнокомандующий бельгийской армии	Герберт Китченер, военный министр Великобритании	Князь Николай, главнокомандующий силами Российской империи	Джон Френч, фельдмаршал, возглавлял на Западном фронте Британские экспедиционные силы

• Некоторые имена, хотя и вспоминается нечасто, довольно знакомы рядовому читателю: французский президент Раймон Пуанкаре, британский первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль, и молодой солдат Шарль де Голль, воевавший за Францию между остальными.
• Среди отдельных имён вспоминается и Распутин, Вильгельм Рентген. Последний был из тех учёных, которые подписали манифест 93-х (открытое письмо-оправдание действий немецкой армии при оккупации Бельгии, в частности уничтожения здания университетской библиотеки в городе Лёвен).

Книга

Похороны

В мае 1910 года на похоронах британского короля Эдуарда VII присутствовали 9 королей Европы. Среди них выдающимся был кайзер Германской империи Вильгельм II, племянник короля Эдуарда. Отмечается, что покойника из-за многочисленных семейных связей с правящими династиями других стран называли «дядей Европы»:

• кайзер Вильгельм II был его племянником;
• король Греции Георг I был братом жены Эдуарда;
• король Дании Фредерик VIII был вторым братом его жены;
• российский император Николай II был его племянником по линии матери Марии Фёдоровны (в девичестве — Дагмар, сестры жены Эдуарда;
• российская императрица и жена Николая II Александра Фёдоровна была его племянницей;
• его дочка Мод Уэльская была королевой Норвегии;
• племянница Виктория Евгения Юлия Эна была королевой Испании;
• третья племянница Мария Эдинбургская должна была стать королевой Румынии;
• король Норвегии Хокон VII также был родственником по датской линии жены Эдуарда;
• другие родственники, потомки 9 сыновей и дочерей королевы Виктории были в избытке при всех королевских домах Европы.

Эта глава [15–30] начинается и заканчивается королевскими похоронами [15–18, 26–30]. Между их описанием находим обсуждение предпосылок и расклада сил накануне Первой мировой войны (1914—1918).

Планы

Главы со 2 по 5 [33–87] сгруппированы в первую секцию «Планы». Здесь отражено предвоенное планирование ведущих стран Европы: немецкий план Шлиффена, французский наступательный план XVII, совместные британские и французские договорённости, подход России к будущей мировой войне.

Начало

Секция «Начало» начинается с краткого вступления [91–92], где упоминается, что в Сараево 28 июня 1914 года боснийский серб Гаврило Принцип (род. 25 июля 1894 — умер 28 апреля 1918) убил Франца Фердинанда, эрцгерцога австрийского, и его жену, графиню Софи.

Главы с 6 по 9 [93–157] начинаются с августа 1914 года. Описаны обсуждения и манёвры ведущих политиков, дипломатические дела, действия разных армий в первые дни войны, с 1 августа по 4 августа. Раскрываются колебания кайзера, попытки России обеспечить вступление в войну союзной Франции, попытки Франции получить гарантии от Великобритании относительно её участия, а в самом конце и ультиматум Германии Бельгии.

Битва

Основная часть оставшейся книги (главы с 10 по 22 [159–483]) посвящена битвам и тактическому планированию на двух фронтах: Западному (главы с 11 по 14, 17, 19 и 22) и Восточному (главы 15 и 16). Однако Австрия и Балканы проигнорированы. Главы 10 и 18 посвящены войне на море.

Средиземноморье

Такман начинает секцию «битва» описанием поиска союзным флотом немецкого линейного крейсера «Гёбена» в Средиземноморье (глава 10 [161–187]). «Гёбен» проплыл в Дарданеллы, воды Османской империи [182–184]. Такие действия флота рядом с дипломатическими мерами определили вступление Турции на немецкой стороне. Это блокировало российский импорт/экспорт через круглогодичные порты в Чёрном море. Что, в свою очередь, привело к катастрофической для Антанты Дарданелльской операции.

Примечания

Источники

История   Литература   Первая мировая война

Отрывок, характеризующий Августовские пушки

– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.