Авдеев, Геннадий Васильевич

Геннадий Васильевич Авдеев
Род деятельности:	Сельскохозяйственный деятель
Дата рождения:	3 сентября 1929(1929-09-03)
Место рождения:	станица Бесскорбная, Новокубанский район, Краснодарский край
Гражданство:	СССР СССР, Россия Россия
Дата смерти:	28 июня 2007(2007-06-28) (77 лет)
Место смерти:	Краснодар
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Геннадий Васильевич Авдеев (1929—2007) — сельскохозяйственный деятель, Герой Социалистического Труда (1971).

Биография

Геннадий Авдеев родился 3 сентября 1929 года в станице Бесскорбная (ныне — Новокубанский район Краснодарского края). После окончания Дагестанского сельскохозяйственного института работал агрономом в Азербайджанской ССР. С 1960 года жил в Темрюкском районе, работал в различных совхозах и колхозах.

С 1963 года Авдеев руководил совхозом имени Ильича в станице Старотитаровская. За годы его работы совхоз перевыполнил пятилетние планы по производству и продаже государству сельскохозяйственной продукции. Совхоз вложил большие финансовые средства в благоустройство станицы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1971 года за «выдающиеся успехи в развитии сельскохозяйственного производства, выполнении планов продажи государству продуктов земледелия и животноводства в VIII пятилетке» Геннадий Авдеев был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот».

С 1971 года Авдеев был первым секретарём Темрюкского райкома КПСС, а с 1972 года — начальником краевого объединения совхозов. Позднее продолжал находиться на хозяйственных должностях. Жил в Краснодаре. Умер 28 июня 2007 года. Похоронен на Славянском кладбище в Краснодаре.

Был также награждён орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени, рядом медалей.

Отрывок, характеризующий Авдеев, Геннадий Васильевич

– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.