Авдеев, Николай Николаевич

Николай Николаевич Авдеев
Портрет Николая Николаевича Авдеева
Псевдонимы:	товарищ Алексей
Дата рождения:	29 августа 1879(1879-08-29)
Место рождения:	Козлов
Дата смерти:	18 апреля 1926(1926-04-18) (46 лет)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	СССР СССР
Вероисповедание:	крещёный атеист
Партия:	ВКП(б)
Основные идеи:	коммунизм
Род деятельности:	революционер, историк, редактор, педагог
Отец:	Авдеев Николай Миронович
Мать:	Есаулова Мария Дмитриевна
Супруга:	Черникова Анна Ивановна , Дилевская, Ольга Александровна
Дети:	Авдеев Николай Николаевич, Рачинская Ирина Николаевна

Авде́ев Никола́й Никола́евич (29 августа 1879 — 18 апреля 1926) — активный деятель революционного движения в России, историк, педагог. Член ВКП(б) с 1905 года.

Биография

В 1879 — родился в городе Козлове Тамбовской губернии в купеческой семье.

В 1895 — вошел в марксистский кружок, созданный рабочими железнодорожных мастерских.

В 1899 — заканчивает Тамбовскую гимназию и поступает на физико-математический факультет Харьковского университета .

В 1900 — арестован за распространение воззваний: «Голос революционера» и выслан в Козлов под надзор полиции.

В 1901 — вместе с братом Михаилом принял участие в организации в Козлове тайной «Типографии свободной прессы» для эсеров и социал-демократов. С 7 на 8 сентября снова арестован.

В 1902 — выпущен под особый надзор полиции и скрылся.

В 1903 — арестован в Москве.

В 1904 — приговорён к двум годам тюремного заключения и высылке на пять лет в Архангельскую губернию.

В 1905 — освобождён по амнистии и работает в Екатеринославе и на Екатерининской железной дороге в качестве пропагандиста, агитатора и члена Екатеринославского комитета РСДРП от фракции большевиков.

В 1906 — арестован и сослан в Тобольскую губернию, но бежит в Москву и работает там в 1906—1907 годах ответственным пропагандистом железнодорожного района.

В 1908—1913 — ведет усиленную пропаганду среди учащихся Московского Университета, студентом которого в это время является.

В 1915 — работает преподавателем Тюменского частного коммерческого училища.

После революции — входил в группу социал-демократов интернационалистов, состоял председателем ревизионной комиссии Тюменского Совета. Руководил рабочей газетой «Наш Путь» .

В 1917 — редактировал Тюменскую газету «Рабочая правда»

В 1918 — в декабре — после падения в городе советской власти был арестован, но вскоре отпущен.

В 1919 — 13 марта — снова арестован колчаковцами вместе с женой Ольгой Дилевской. Оба расстреляны. Жена погибла, а тяжело раненному Николаю Авдееву удаётся спастись. На следующий день он сдаётся властям и до 26 июля содержится в тюремной больнице. Затем выпущен на поруки и принудительно эвакуирован в Тобольск, где ему удалось остаться до прихода Красной Армии.

После выздоровления — работает в Москве. Является сначала научным сотрудником, а потом начальником подотдела сбора и научной обработки материала и редактором Истпарта, членом коллегии Центрархива и одним из организаторов Общества историков-марксистов .

В 1923—1925 — издаёт свой основной труд: два тома хроник революции и ряд статей в «Пролетарской революции»»]] и других изданиях.

В 1926 — 18 апреля — скоропостижно скончался. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Память

• Киперман А. Я., Окатов Н. А., Шпаковский В. В. и др. Очерки истории Тамбовской организации КПСС / Науч. ред. Н. А. Окатов. — Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1984. — С. 11, 15. — 503 с.

• Махнова Г. П.  [unis.shpl.ru/Pages/BooksCard.aspx?bookId=1813626 У истоков советского источниковедения (о научной деятельности Н. Н. Авдеева)] // Археографический ежегодник : журнал. — 1972. — № за 1971 год. — С. 212–218.
• Нелидов Н.И. [library.ua/m/articles/view/НИКОЛАЙ-НИКОЛАЕВИЧ-АВДЕЕВ-НЕКРОЛОГ Николай Николаевич Авдеев (некролог)] // Историк-марксист : журнал. — 1926. — № 1. — С. 288–289.

• Никулин, И. С. Товарищ Алексей // Зори мичуринские. — Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1979. — С. 42 — 58. — 191 с.

• Покровский М. Н. Н. Н. Авдеев как историк // Пролетарская революция : журнал. — 1926. — № V (52). — С. 217-221.
• Савельев М. А. Н. Н. Авдеев // Известия : газета. — 1926. — № 90.

• Ярославский Е. М. Памяти Н. Н. Авдеева // Правда : газета. — 1926. — № 90.

Труды

• Авдеев Н. Н. [elib.shpl.ru/ru/nodes/26403 Революция 1917 года. Хроника событий.]. — М.— Пг.: Госиздат, 1923. — Т. I–II.

• Авдеев Н. Н. В кровавом омуте. Воспоминания о лично пережитом // Молодая Гвардия  : журнал. — 1923. — № IV–V(11–12). — С. 321–334.

• Авдеев Н. Н. Первые дни Февральской революции (Хроника событий) // Пролетарская революция : журнал. — 1923. — № I(13). — С. 3–49.

• Авдеев Н. Н. Рецензия о книге: Материалы по истории Екатеринославской социал-демократической организации // Пролетарская революция : журнал. — 1925. — № I(36). — С. 251–252.

Источники

• [opisi.garf.su/default.asp?base=garf&menu=2&v=7&node=480&cd=3641804&fond=1247&opis=4413&delo=4239729 Дилевская Ольга Александровна 26 л. дочь дворян. девица. Авдеев Николай Николаевич 32 л. студ. Московского университет. кл. "Полетаевская". "Прилетный"] // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 44. Д. 3261.

• [opisi.garf.su/default.asp?base=garf&menu=2&v=7&node=480&fond=1247&opis=4418&delo=5120750&cd=2559064 Дело с разработкой перлюстрированных писем, адресованных Дилевской Наталии Александровне в Москву, Дилевской Ольге Александровне, административно-ссыльной Нарымского края.] // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 50. Д. 15. 47 л.

• РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 1. Д. 231 — 248.

• Московские вести // Русские Ведомости : газета. — 1905. — № 279.

• [aleph.rsl.ru/F/Y348GB8N58S978B3IFGI2BHDJ4D24XU1NBMRX8D96NSQJ5UU3L-05794?&func=item-global&doc_library=RSL01&doc_number=004911465&year=&volume=&sub_library Рабочая правда : орган Тюменской организации РСДРП] / ред. Н. Н. Авдеев, Г. С. Малкин. — Тюмень, 1917.

Литература

• [elib.shpl.ru/nodes/4172#page/1/mode/grid/zoom/1 Социал-демократы. 1880-1904 : Вып. 1 : А - Б] / Составлен Э. А. Корольчук и Ш. М. Левиным ; Ред. [и авт. предисл.]: В. И. Невский. — 1931. — С. [34–35] (стб. 11-13). — 320 с. // [elib.shpl.ru/nodes/3872 Деятели революционного движения в России : Био-библиографический словарь : От предшественников декабристов до падения царизма] / Под ред. Вл. Виленского-Сибирякова, Феликса Кона, А. А. Шилова [и др.]. — Всесоюзное общество полит. каторжан и ссыльно-поселенцев. — М., 1927–1934. — Т. 5.

Отрывок, характеризующий Авдеев, Николай Николаевич

– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»