Авдотья Весновка

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Авдотья Плющиха»)
Перейти к: навигация, поиск
Авдотья Весновка
</td>
Евдокия. Икона XIX в. Москва
Тип народно-христианский
Иначе Весновка, Пролетье, Даниил-новичок
также Евдокия Илиопольская (церк.)
Значение вторая встреча весны
Отмечается славянами
Дата 1 (14) марта
Празднование весну закликали, разжигали костры
Традиции пекли птиц из теста, обход домов с благожеланиями, судили о погоде на весь год
Связан с первый день первого весеннего месяца
Гражданский календарь до 1492 г.

До 1492 года был гражданский «книжный» календарь, в котором год начинался по римскому стилю — с 1 марта, и неофициальный лунный календарь, в котором год начинали со дня последнего новолуния перед весенним равноденствием (21 марта). С 1492 года (7000 год от сотворения мира) начало года установлено по византийскому стилю — 1 сентября. С 1700 года Пётр I установил встречать новый год 1 января — по греческому образцу[1].

Авдо́тья Весно́вка[2] — день в народном календаре славян[3], приходящийся на 1 (14) марта. Название происходит от имени святой Евдокии Илиопольской. Восточные славяне считали, что святая Евдокия «заведует весной и хранит ключи от весенних вод», во многих местах[каких?] этот праздник считали «бабьим»[3].

Ещё одно название праздника — «новичок» — память по древнему летосчислению, когда с этого дня начинались новогодние гулянья. До середины XV века на Руси к этому празднику выращивали вишни — до́ма, в кадках. Считалось, что вишня в Новогодье расцветает к миру и ладу, на счастье и благоденствие[4]. В старину на Руси в этот день колядовали[5].





Другие названия

рус. Авдотья Плющиха, Евдокия Плющиха, Авдотья Весновка, Авдотья Каплюшница, Авдотья подмочи порог, Авдотья Свистунья[6], Плющиха, Авдотьи Плющнихи, Новичок, Пролетье, Свистунья[7], полес. Годюшки́[8], белор. Дзень Аўдакеі, Дзень Яўдокі, Аўдакей, Аўсень, Аўдоцця Вясноўка, Яўдоха, Аўдоння, Аўдуська, Яўдохі, Гадакей, Аўдакій[9][10]; болг. Мартеница[2]; болг. Мартеница, болг. родоп. Първа Марта, Стара Марта, Мрта, серб. Мартин дан (Пирот), Баба Марта, Света Jевдокиjа, Летник, Змиjин дан[2]; серб. и макед. Летна, Пролетњак, Марач, Прва марта, Првден мартов[11].

Образ Евдокии

Согласно славянским поверьям, Бог поручил Евдокии воскрешать землю от зимнего сна — смерти, и дал ей ключи от всех весенних вод. Она могла по собственному усмотрению «пускать или не пускать» весну: «Тепло светит солнышко, да Авдотьей поглядывает — либо снег, либо дождь». Соответственно этим представлениям день Авдотьи Весновки «открывал» новую жизнь: новые работы и новые заботы[12]. Происхождение поверья возможно связано с житием Евдокии. Так согласно житию, язычница Евдокия, жившая во II веке, приняв христианство, стала вести аскетический образ жизни, за что Бог наградил её даром воскрешения мёртвых[12].

Славяне воспринимали день святой Евдокии как переломный, когда старое кончается, новое начинается. Такое представление было связано с тем, что до 1492 года новый год начинался по византийской традиции 1 марта, а также с тем, что день Авдотьи Весновки считался первым днём весны: «Авдотья Весновка весну снаряжает»[12][13].

У восточных славян

По первым дням судили о погоде: день 1 марта говорил какова будет весна, 2 марта — лето, 3 марта — осень, 4 марта — зима[9][страница не указана 2761 день]. Если день ясный, то и соответствуещее время года будет солнечным, если холодно, то это время года также будет холоднее обычного[14].

Весну «окликали», лето «вызывали»:

Лето, лето, вылазь из подклета,
А ты, зима, иди туда —
С сугробами высокими,
С сосульками морозными,
С санями, с подсанками![15]

В Белоруссии в некоторых сёлах в этот день проводили «гуканье весны»[9]. Девушки собирались на самом высоком месте в деревне, расстилали там солому и севши пели весенние песни-вяснянки до поздней ночи:

Гэй вясна, гэй красна,
Што ты нам вынесла?
Ці сала кусочак?
Ці масла брусочак?
Ці па яечку?
Ці па піражэчку?
Гэй, вясна, гэй красна,
Закідай сані
Ды едзь калёсамі[9].

Этот день, а также Благовещенье и Со́роки, считался народным праздником встречи птиц[16]. Женщины выпекали из теста фигурки птиц, считая, что таким образом они посодействуют их скорому прилёту[17]. Девушки брали этих птиц и, исполняя «веснянки», подкидывали их вверх: «Жаворонки прилетите, весну принесите!»[18].

В малороссийских краях носили чучело по деревням и полям, одетое в женское платье, которое называли Марена или мара (призрак). Эту мару провожала толпа детей, парней, девушек и молодиц при громком пении[19][страница не указана 2761 день].

В Великороссии, Польше, Богемии, Силезии первого марта посещать могилы родных. Это первые весенние поминки, осенними же заключается народное прощание со всеми умершими, родными и знакомыми[20].

У белорусов Авдотья Весновка — окончание срока зимних и начало весенних наймов[2].

День Авдотьи Плющихи считался большим праздником[где?], который отмечался весело и торжественно: запрещались любые работы, устраивались праздничные обеды в домах, гулянье молодежи и взрослых на улицах[21].

Считалось[где?], что в этот рубежный день, по приметам можно определить будущее: «На Авдотью снег — к урожаю», «На Евдокию теплый ветер — лето мокрое, сиверко — холодное», «Евдокия красна, и весна красна», «Если курочка на Евдокию напьётся, то овечка на Егория наестся», «На Плющиху погоже — все лето погоже»[21].

Некоторые обряды праздника и даже название перешло на Масленицу, которую в некоторых обрядовых песнях, что исполнялись во время масленичного празднования, называли Дуней либо Авдотьей. В подмосковном Дмитровском уезде при встрече Масленицы пели[22]:

Дорога наша гостья Масленица,
Авдотюшка Изотьевна,
Дуня белая, Дуня румяная...

Называние Масленицы Авдотьей обычай распространённый и устойчивый. Считается, что некоторые обряды Масленицы когда-то составляли с обрядами встречи весны единый комплекс проводов зимы и встречи весны, а среди масленичных обрядов есть те, что относятся к более позднему весеннему сроку, например, среди масленичных песен есть типичные песни-веснянки[22].

У балканских славян

Название дня — болг. и серб. Баба Марта, болг. Мартеница, болг. родоп. Първа Марта, Стара Марта, Мрта, серб. Мартин дан (Пирот), Баба Марта, Света Jевдокиjа, Летник, Змиjин дан[2]; серб. и макед. Летна, Пролетњак, Марач, Прва марта, Првден мартов[11].

На Балканах день святой Евдокии посвящён очистительным обрядам. Сербы «изгоняют» из сада и со двора змей и ящериц, кладут на ворота и окна рога и копыта в качестве амулетов. В Зете звонят в колокола, стучат по металлическим предметам, чтобы выгнать всякую нечисть. Чтобы охранить его от змей и насекомых, мусульмане Черногории окуривают дом дымом навоза. Прогоняют скот между двумя «живыми» кострами или зажженными свечами. В Черногорском Приморье украшают ветками двери и окна, в Македонии ветки прикрепляют к изголовью постелей[2].

В Болгарии женщины метут дом и двор, жгут мусор, прыгают через костёр, чтобы не покусали змеи и чтобы в доме не было блох, приговаривая: «Вон, блохи, входи, Марта!» Дети перед восходом солнца трижды обегают дом, ударяя в жестянки: «Убегайте, змеи и ящерицы, баба Марта идет!». Другие формулы отсылают нечисть (насекомых, ящериц, мышей и волков) в другое село, лес, в воду, в «штаны к цыгану, молодухе», к собакам и кошкам. Первомартовские костры должны были «развеселить», то есть сжечь или подпалит бабу Марту. В Банате болгары выражают пожелание: «Баба Марта, я тебя грею сегодня, а ты меня завтра», а когда все перепрыгнут через костёр, кричат: «Дед Алия, выпьем теплой ракии». В Родопах обязанность раскладывать огонь возлагается на молодых женщин и мужчин. В Златоградском округе все окуривают друг друга: мужчин, «чтобы раскрылась ширинка», и женщин, чтобы задрали юбки. Но в доме огонь разжигать запрещено, иначе все побьёт град и в поле будет головня[2].

В восточной Болгарии, чтобы расположить к себе бабу Марту, женщины бросают красные пояса или косынки на забор или деревья, чтобы «встретить бабулю красным», «чтобы баба Марта рассмеялась», при этом строго запрещено выносить белое белье и белую одежду. В Родопах этот день празднуют от болезней, особенной опасности подвергаются в этот день глаза. В Смоленском округе все встают затемно, чтобы «Марта не написала им в глаза», так как считается, что «она принесёт сонливость» (то же у бессарабских болгар). В Страндже Марту угощают разваренным зерном, которое бросают за окно (ср. Панспермия). В Софийском округе протирают глаза «мартиным цветком» (в Стружском округе Македонии это собранный с утра кукуряк), заклиная: «Пусть у Марты глаза болят, а у меня не болят». В восточных Родопах говорят, что «баба Марта оставляет отметки на глазах и лбу». В южной Болгарии считают, что первое мартовское солнце опаляет лица девушек и детей[2].

Сербы 1 марта нередко называли Летником. И теперь подобное название первого марта сохранилось в деревнях Подримлья[sr], кое-где в Косово и Черногории — пролетник. В далеком прошлом летник отмечается во время весеннего равноденствия, но затем в официальном календаре он «переместился» на первое марта. Летник — праздник обновления природы после зимнего сна, и раньше считался началом летнего полугодия. До настоящее времени сохранились новогодние обычаи этого дня, которые являются аналогом рождественских. Все встают рано, дети желают своим родителям счастливого года, обходят дома односельчан, поздравляют с праздником. Детей в этом случае называют летничары, летничарки (серб. летничари, летничарке). По пути они собирают хворост (обычно сухие ветки дуба), поэтому, когда они входят в дом, после поздравления с наступлением летника, пожеланием здоровья и благополучия на многие годы, бросают хворост в огонь и желают: чтобы у хозяев рождались мальчики, у коров телята, а у овец ягнята, и т.д. Хозяйка одаривает их лесными и грецкими орехами, мёдом, который был извлечён в этот день из улья. Хозяева хотели, чтобы первым вошёл в дом мальчик, если желали рождения сына, или девочка, если желали появления дочери. Крестьяне старались в этот день увидеть птицу, чтобы год был лёгким, как птица, и иметь деньги в кармане, чтобы они умножались и прибавлялись. Во время празднования летника в дом вносили веточки кизила, с которых каждый ребёнок брал кизиловые почки и проглатывал как причастие. Большое внимание уделялось полазнику — первому посетителю, от которого зависело семейное благополучие в новом году. В день летника выбрали нового или оставляли прежнего сельского старосту[23].

У западных славян

У западных славян день слабо отмечен. Сохранились представления о том, что ночь накануне 1 марта вещая, когда девушки гадают (морав.). У поляков и чехов назывался — Святой Альбин (польск. sw. Albin, словацк. Albina biskupa). Собирались до восхода солнца на кладбище, молились за умерших и оставляли жертвы на могилах[24].

Поговорки и приметы

  • Холодно на Евдокею — весна холодная, поздняя[25].
  • Какова Евдокея, таково и лето[25].
  • В Евдокею — напиться воробью, в 40 Святых — петуху, на Алексея Божьего человека — быку, на Благовещенье — жеребцу (кемеров.)[25].

См. также

Напишите отзыв о статье "Авдотья Весновка"

Примечания

  1. Чичеров, 1957.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 Кабакова, 1999, с. 172.
  3. 1 2 Мадлевская, 2005, с. 733.
  4. Подобный обычай существовал у чехов и словенцев, только он приходился на зиму. На Варвару 4 (17) марта ставили несколько веточек вишни в воду, чтобы они распустились на Рождество. В некоторых местах Хорватии в блюдце проращивают пшеницу, чтобы она зазеленела травкой к Рождеству. Тем самым Варвара символизирует весну в середине зимы. В этот день дарятся подарки детям и гадают.
  5. Словарь русского языка, 1980, с. 259.
  6. Шангина, 2004, с. 66.
  7. Даль, 1880—1882.
  8. Толстая, 2005.
  9. 1 2 3 4 Васілевіч, 1992.
  10. Лозка, 2002, с. 75.
  11. 1 2 Кашуба, 1977, с. 254.
  12. 1 2 3 Шангина, 2003, с. 76.
  13. Петровић, 1970, с. 100.
  14. Суворин, 1911, с. 66.
  15. Некрылова, 2007, с. 154.
  16. Коршунков, 1991, с. 142.
  17. ЭИПРЯ, 1962, с. 42.
  18. Гура, 1995, с. 191.
  19. Терещенко, 1999.
  20. Терещенко, 1848, с. 3.
  21. 1 2 Шангина, 2003, с. 77.
  22. 1 2 Коршунков, 1998, с. 43.
  23. Петровић, 1970, с. 99–100.
  24. Агапкина и др., 2004, с. 187.
  25. 1 2 3 Лутовинова, 1998, с. 44.

Ошибка в сносках?: Тег <ref> с именем «.D0.9A.D0.B0.D1.88.D1.83.D0.B1.D0.B0.E2.80.941973.E2.80.94.E2.80.94238», определённый в <references>, не используется в предшествующем тексте.

Литература

  1. Март / Агапкина Т. А., Плотникова Л. А., Валенцова М. М. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 185—188. — ISBN 5-7133-1207-0.
  2. Жаворонок / Гура А. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 190–191. — ISBN 5-7133-0704-2.
  3. Плюсна // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
  4. Евдокия / Кабакова Г. И. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 172–173. — ISBN 5-7133-0982-7.
  5. Кашуба М. С. народы Югославии // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. Весенние праздники. — М.: Наука, 1977. — С. 243–273. — 360 с.
  6. Кашуба, М. С. Народы Югославии // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. — М.: Наука, 1973. — С. 266–283.
  7. Коршунков В. А. [www.lib.csu.ru/vch/2/1998_01/004.pdf Имена Масленицы (этнографический комментарий к обрядовому фольклору)] // Вестник Челябинского государственного университета. — Челябинск: Челябинский государственный университет, 1998. — С. 43–49. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1994-2796&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1994-2796].
  8. Коршунков В. А. На головушку сели! // Русская речь : Научно-популярный журнал. — М.: Наука, 1991. — С. 142–146. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0131-6117&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0131-6117].
  9. Мадлевская Е. Л. Мороз // [royallib.com/book/madlevskaya_e/russkaya_mifologiya_entsiklopediya.html Русская мифология. Энциклопедия]. — М.: Мидгард, Эксмо, 2005. — 784 с. — ISBN 5-699-13535-9.
  10. [etymolog.ruslang.ru/index.php?act=xi-xvii Народный календарь Кемеровской области] / Сост., авт. вступ. ст. и примеч. Е. И. Лутовинова. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998. — 208 с.
  11. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
  12. [etymolog.ruslang.ru/index.php?act=xi-xvii Словарь русского языка XI — XVII вв. Вып. 9]. — М.: Наука, 1980. — С. 259. — 403 с.
  13. Суворин А. С. Русский календарь. — СПб.: Типография Суворина А. С., 1911.
  14. Терещенко А. В. Быт русского народа: забавы, игры, хороводы. — СПб.: Типография военно-учебных заведений, 1848. — Т. 5. Простонародные обряды: Первое марта. Встреча весны. Красная горка. Радуница. Запашка. Кукушка.... — 181 с.
  15. Терещенко А. В. [www.booksite.ru/fulltext/4by/tru/ssk/ogo/index.htm Быт русского народа: забавы, игры, хороводы]. — М.: Русская книга, 1999.
  16. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
  17. Чичеров В. И. [padabum.com/d.php?id=45044 Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI – XIX веков]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. — 237 с.
  18. Шангина И. И. Русский народ: будни и праздники. Энциклопедия. — СПб.: Азбука-классика, 2003. — 552 с. — ISBN 5-352-00650-6.
  19. Шангина И. И. [www.booksite.ru/fulltext/sha/ngi/na/index.htm Русские праздники: от святок до святок]. — М.: Азбука-классика, 2004. — 270 с. — ISBN 535200984X.
  20. Этимологические исследования по русскому языку, вып. 2. — М.: МГУ, 1962.
  21. Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] (белор.) // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554-612.  (белор.)
  22. Лозка А. Ю. Беларускі народны каляндар. — Мн.: Полымя, 2002. — 238 с. — ISBN 98507-0298-2.  (белор.)
  23. Петровић П. Ж. Годишњак временски // [ru.scribd.com/doc/204003750/Srpski-Mitoloski-Recnik-Grupa-Autora#scribd Српски митолошки речник]. — Београд: Нолит, 1970. — С. 99–101. — 317 с. — (Библиотека Синтезе).  (сербохорв.)

Ссылки

  • [sueverija.narod.ru/Prazdnic/mart/14.htm 14 Марта — Евдокия Весновка, святой Евдокии или Авдотья Плющиха] (sueverija.narod.ru)

Отрывок, характеризующий Авдотья Весновка

– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него: