Авеличев, Иван Тихонович

Иван Тихонович Авеличев
Прозвище	Морская душа
Дата рождения	7 (20) декабря 1911(1911-12-20)
Место рождения	село Рабочая Слободка, Тираспольский уезд, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти	19 апреля 1945(1945-04-19) (33 года)
Место смерти	окрестности г. Нойдорф, Третий рейх
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Артиллерия
Годы службы	1933—1945
Звание	гвардии лейтенант
Командовал	взвод управления батареи
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Ива́н Ти́хонович Аве́личев (7 [20] декабря 1911 — 19 апреля 1945) — участник Великой Отечественной войны, командир взвода управления батареи 199-го гвардейского артиллерийского полка 94-й гвардейской Звенигородской Краснознамённой ордена Суворова 2-й степени стрелковой дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза (1945), гвардии лейтенант.

Биография

Родился 7 (20) декабря 1911 года в селе Рабочая Слободка, ныне посёлок городского типа Слободка Кодымский район Одесской области Украины, в крестьянской семье. Русский. Член ВКП(б) с 1943 года. Окончил 7 классов. Работал в Одесском морском порту.

В Красной Армии с 1933 года. Начинал военную службу на Черноморском флоте в городе русской воинской славы — Севастополе (с 1965 года — город-герой). В 1934 году Иван Авеличев переведён на Дальний Восток, — как лучшего специалиста-торпедиста его направили для работы в Тихоокеанское военно-морское училище имени адмирала С. О. Макарова (город Владивосток). В 1939 году при этом училище И. Т. Авеличев окончил курсы усовершенствования командного состава.

Участник Великой Отечественной войны с 20 октября 1942 года. Воевал на Сталинградском, Степном и 1-м Белорусском фронтах.

В рядах бойцов Сталинградского фронта Иван Авеличев стал сухопутным артиллеристом. Здесь однополчане дали ему прозвище «Морская душа», за то, что в знак верности Военно-Морскому Флоту он носил под гимнастёркой тельняшку.

Артиллерийскую науку бывший моряк освоил быстро, и уже через месяц его назначили командиром взвода управления артиллерийской батареи. Такой выбор был не случайным, так как боевой задачей взвода были: разведка целей и корректирование огня батареи, а справиться с такими задачами могли лишь хорошо подготовленные специалисты, грамотные в армейской науке, мастера прицельного огня. Таким и зарекомендовал себя Иван Авеличев.

В боях 14 января 1945 года на магнушевском плацдарме (ныне Польша) и при форсировании реки Пилица командир взвода управления батареи 199-го гвардейского артиллерийского полка (94-я гвардейская стрелковая дивизия, 5-я ударная армия, 1-й Белорусский фронт) гвардии лейтенант Авеличев И. Т. передал на батарею точные данные о противнике, в числе первых переправился через приток реки Вислы — Пилицу, разведал маршрут для батареи и участвовал в её переправе на плацдарм. По целеуказаниям гвардии лейтенанта Авеличева была уничтожена вражеская миномётная батарея, два бронетранспортёра с пехотой и четыре пулемётные точки.

При отражении вражеских контратак отважный офицер-артиллерист умело корректировал огонь батареи. Когда в критическую минуту боя был тяжело ранен командир 4-й артиллерийской батареи, его заменил гвардии лейтенант Авеличев.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии лейтенанту Авеличеву Ивану Тихоновичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5628).

19 апреля 1945 года 4-я артиллерийская батарея под командованием И. Т. Авеличева выполняла боевую задачу в районе немецкого города Нойдорф. Гитлеровцы делали всё, чтобы закрепиться на третьем рубеже обороны своей столицы — Берлина.

Во второй половине дня через расположение советских войск на правому фланге 4-й батареи прорвались эсесовцы. Возникла реальная угроза выхода вражеской боевой техники в тыл 94-й гвардейской стрелковая дивизии. Противник упорно наседал. Оставался один выход — вызывать огонь на себя…

Через несколько минут земля всколыхнулась от десятков взрывов. Враг был остановлен. А затем 4-я артбатарея встретила его прицельным огнём.

Это был последний бой гвардии лейтенанта Ивана Авеличева. На позиции орудия, где он находился, разорвался снаряд, выпущенный из вражеского танка. Так погиб отважный командир батареи. Похоронен в селе Джевица Зеленогурского воеводства (Польша).

Но и после смерти Герой оставался в строю 199-го гвардейского артиллерийского полка. До победного салюта во всех приказах по полку 4-ю батарею называли «батарея Авеличева».

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза
• Орден Ленина
• Орден Отечественной войны II степени
• Два ордена Красной Звезды

Память

• Личное оружие Героя хранится в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи (Санкт-Петербург).

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6025 Авеличев, Иван Тихонович]. Сайт «Герои Страны». (Проверено 24 декабря 2009)

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Авеличев, Иван Тихонович

Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.