Авенида де Майо
| Авенида-де-Майо | |
| исп. Avenida de Mayo
Буэнос-Айрес  Аргентина | |
 Авенида-де-Майо | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Район | |
| Протяжённость |
от площади Мая |
| Ближайшие станции метро | |
| Автобусные маршруты |
5, 7, 8, 24, 56, 60, 64, 86, 98, 105, 151, 168 (колективо) |
|
| |
Улица Авенида-де-Майо, расположенная в районе Монсеррат, стала первым бульваром в Буэнос-Айресе, Аргентина и основой исторического и общественного центра города. Эта улица роскошна и величественна и стала символом аргентино-испанских отношений и гордостью Буэнос-Айреса.
Улица начинается от улицы Боливар, проходит с востока на запад, параллельно ей расположены улицы Ипполито Иригойена и Ривадавиа. Авенида-де-Майо соединяет историческую площадь Мая с площадью Конгресса.
Строительство улицы началось в 1885 году, в 1894 году она была открыта.
Её строительство широко обсуждалось в прессе, многие были против сноса некоторых зданий не входивших в проект новой улицы. Реализация проекта новой улицы была вдохновлена бульварами Парижа, но испанские иммигранты высказывались за создание улицы с театрами и кафе, которая бы напоминала им Мадрид. Авениду-де-Майо часто сравнивают с Гран Виа.
Она стала играть большую роль в общественной жизни Буэнос-Айреса в начале ХХ века. Архитектура улицы связана со стилями модерн, неоклассика и эклектика. Это, пожалуй, лучший пример процветания столицы Аргентины в начале ХХ века, под ней было построено первое метро в Южном полушарии.
Улица связывает Национальный Конгресс Аргентины с дворцом Каса Росада, который является резиденцией президент страны и любимым местом для проведения парадов, других мероприятий во время национальных праздников.
Законом № 437 от 1997 года Авенида-де-Майо была объявлена Национальным историческим памятником, что предполагает, неизменность фасадов зданий и невозможность размещения рекламы и навесов. Все изменения должны быть одобрены Национальной комиссией по охране памятников и исторических мест.
История
Утверждение проекта
Город Буэнос-Айрес в 1880 году стал столицей Аргентины и при тогдашнем президенте Хулио Рока, мэром был назначен Торкуато де Альвеар.
С этого момента город начинает развиваться, чему способствовала деятельность порта и увеличение торговли, инвестиции и иммигранты, которые приезжали в город. Политики и писатели, использовали иностранные инвестиции, стремясь преобразовать столицу в современный и продвинутый город. Подражая европейским архитектурным проектам, действующим на тот момент, что способствовало появлению в городе широких бульваров.
Альвеар стремясь развивать улицы центра города в феврале 1882 обратился к министру внутренних дел, Бернардо де Иригойену, с просьбой о выделении земли, путём сноса старых строений в районе площади Виктории (ныне Пласа де Майо) и Plaza Lorea, и между улицами Ривадавиа и Виктория (ныне Иполито Иригойена) в секторах, необходимых для открытия нового проспекта. 31 октября 1884 был принят Закон № 1583 разрешающий открытие проспекта шириной 30 метров. В принципе, его можно было бы назвать Вейнтисинко-де-Майо[1], но в конце концов его название стало звучать как Авенида-де-Майо, в честь майских событий 1810 года, месяца, в котором появилось первое национальное правительство Аргентины.
Проект имел несколько авторов: в 1846 году Доминго Фаустино Сармьенто, будущий президент Аргентины выразил своё восхищение бульварами которые были построены при префекте Парижа бароне Османе. На основе новой модели парижских улиц и презрения к колониальной архитектуре появилось несколько проектов улиц для города Буэнос-Айрес, состоящих из открытых диагональных проспектов и площадей. Один из них был представлен в 1872 году инженерами Карлосом Каррансой и Даниэлем Солером, и состоял из полосы шириной 50 м, которые присоединялась к уже существующей Пласа-де-Майо.
Муниципалитет считал, что имеет важное значение облегчение торговых перевозок между портом Буэнос-Айреса и железнодорожным вокзалом расположенным на Plaza Once de Septiembre, улучшить санитарно-гигиенические условия в городе, быстрого снабжения населения сосредоточенного в центральной части города, и украсить город по моделям Парижа и Лондона. Что касается этого последнего пункта примечательно, что в 1884 году, Альвеар временно приостановил создание бульвара после обвинений оппозиции, в растрате муниципальной казны[2].. Тем не менее, сторонники создания широких бульваров настаивали, что становится необходимым создание широких улиц, тем самым улучшая состояние здоровья населения города страдавшего от эпидемий, которые были действительно сильны в темных и узких улочках города.
Мигель Кане, став мэром, считал что нужно продолжить строительство проспекта, столица будет подражать европейским городам, а часть фасадов уже существовавших зданий проспекта он считал смешными. Для этого необходимо было установить правила хорошего вкуса в создании фасадов зданий, которые будут построены таким образом, чтобы быть удобными и хорошо освещенными внутри. Строительство проспекта проходило после удовлетворения нормативных положений, которые в дальнейшем обеспечат архитектурную однородность, как это было создано для парижских бульваров. Важность того что здания достигли единой высоты, было не только вопросом эстетики, но также целью, чтобы избежать ущерба владельцев, которые могли пострадать в результате. Максимальная высота зданий в 20 метров была затем увеличена до 24 метров. Другой вопрос, который обсуждался должен был решить, как следует продолжать строительство домов на Авенида Ривадавия, а также домов расположенных на Авенида де Майо и параллельной улице Виктория (ныне Авенида Пуэйрредон). Архитектор Хуан Антонио Buschiazzo который был автором проектов этих новых домов, понимал что существовал контраст между новыми домами которые были построены на одной стороне проспекта и домами на другой стороне, а также предотвратить дисгармонию, хотя эта часть проспекта не была параллельна улицам Ривадавия и Виктория, пришлось бы забыть про остальные здания для достижения совершенной гармонии между двумя улицами. Более того, газета La Nación также отметила преимущество зданий середины проспекта, потому что на это строительство пошли средства от сноса старых зданий.
Проект был отложен в течение многих лет, задержка была инициирована Национальным конгрессом: Сенат решал, следует ли утвердить кредит предлагаемый мэром для строительства. Палата депутатов обсудила проект, а Национальный Конгресс привлёк средства в муниципалитет.
Задержка вышла после начала экспроприации. Стоимость реализации была высока, потому что необходимо было платить большие суммы в качестве компенсации за снос и реконструкцию зданий. Были опасения, что муниципалитет не может позволить такие расходы. По муниципальному праву экспроприации, в дополнение к части земли, необходимой для строительства, было и остальное имущество, проданное на аукционе. Альвеар утверждал, что экспроприация многократно окупится, так как эти здания резко росли в цене, построенные по новым проектам и сдавались под магазины. Потерпевшие утверждали, их собственность была отнята неконституционно, кроме того земли было изъято больше, чем необходимо для строительства.
Был известный случай, что Элизабет Армстронг Элортондо, чье имущество на улице Перу было разделено на две части. В 1888 году Верховный суд вынес решение в данном случае, это не было уместно экспроприировать все имущество, а только то, что было необходимо для создания проспекта. Это вынудило муниципалитет для согласования интересов с владельцами, которые по данным газеты La Nación пытались взимать огромные суммы за экспроприированное имущество[3].
Напишите отзыв о статье "Авенида де Майо"
Примечания
- ↑ Revista Buenos Aires nos cuenta n° 16, pág 39, (1988), redactora Elisa Casella de Calderón, Ediciones Turísticas, ISBN 987-9473-01-9
- ↑ "Don Torcuato de Alvear", en El Nacional. 17 de enero de 1885. Citado en el libro Buenos Aires, Avenida de Mayo, p53, de Elisa Radovanovic (Ver en “Fuentes utilizadas”).
- ↑ Diario La Nación, 9 de julio de 1894, en Buenos Aires, Avenida de Mayo, p42, de E. Radovanovic (Ver en “Fuentes utilizadas”).
Отрывок, характеризующий Авенида де Майо
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
