Аверкиев, Александр Егорович

Александр Егорович Аверкиев
Тверской вице-губернатор
19 апреля 1835 — 1 февраля 1838
Предшественник:	Крылов, Дмитрий Сергеевич
Преемник:	Глушков, Иван Фомич
Тульский губернатор
26 января 1839 — 9 сентября 1840
Монарх:	Николай I
Предшественник:	Зуров, Елпидифор Антиохович
Преемник:	Голицын, Андрей Михайлович
Полтавский губернатор
9 сентября 1840 — 14 октября 1843
Монарх:	Николай I
Предшественник:	Могилевский, Павел Иванович
Преемник:	Ознобишин, Павел Ильич
Рождение:	16 (27) августа 1788(1788-08-27)
Смерть:	15 (27) февраля 1858(1858-02-27) (69 лет)
Род:	Аверкиевы
Супруга:	Анна Александровна, урожд. Есипова
Дети:	Анна
Награды:

Александр Егорович Аверкиев (16 (27) августа 1788 — 15 (27) февраля 1858) — тайный советник, сенатор.

Биография

Начал службу сенатским канцеляристом в 14 лет, умея только читать и писать, 6 декабря 1802 года.

С получением первого чина, 31 декабря 1805 года был взят в канцелярию государственного казначея и проявил блистательные способности. В 1815 году получил должность советника тверской казённой палаты.

С 17 февраля 1821 года — губернский прокурор в Твери. Аверкиев обревизовал губернские присутственные места, затем был назначен прокурором во Владимир.

В 1829 году был переведён в начальники II отделения Департамента разных податей и сборов Министерства финансов.

7 августа 1836 г. произведён в действительные статские советники.

С 19 апреля 1835 г. по 31 января 1838 г. состоял тверским вице-губернатором.

В 1838 г., проезжая через Тверскую губернию, император Николай Павлович, «нашел Аверкиева достойным поощрения и повышения». В том же 1838 году, 13 сентября, пожалован ему орден св. Владимира 3-й степени.

С 26 января 1839 по 9 сентября 1840 г. — тульский губернатор.

С 9 сентября 1840 по 14 октября 1843 г состоял Полтавским губернатором. Здесь заботливостью об устройстве только что учреждённого института благородных девиц обратил на себя внимание Её Величества, и Государь Император при проезде через Полтаву «усмотреть изволил отличный порядок и устройство», изъявив Аверкиеву Высочайшее благоволение.

14 октября 1843 года ему повелено быть директором Департамента хозяйственных дел Главного Управления Путей Сообщения и публичных зданий. В 1848 году назначен членом совета Главного Управления, а в 1849—1850 гг. ревизовал IV и III округа этого Управления.

В 1853 г. получил в управление Департамент железных дорог, с производством в тайные советники. 31 декабря 1855 г. назначен сенатором, сначала 2-го отделения пятого департамента, а затем, в 1857 г., в департамент герольдии.

Кавалер ордена Святой Анны 2 степени.

Был помещиком Нижегородской губернии, Горбатовского уезда, где имел родовых 144 десятин и благоприобретённых в Тверской губернии 33 десятин.

Семья

Жена Анна Александровна, урожденная Есипова (1792—1886).
Дочь — Анастасия Александровна Аверкина (1822—1865), была замужем за Владимиром Ивановичем Назимовым (1802—1874).

Источники

• Аверкиев, Александр Егорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Павловский И. Ф. Полтавцы: Иерархи, государственные и общественные деятели и благотворители :Опыт краткого биогр. словаря Полтавск. губ. с половины XVIII в. — Полтава: Полтавск. учен. архивная комис., 1914. — 310 с.

Отрывок, характеризующий Аверкиев, Александр Егорович

– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…