Аверьянов, Сергей Фёдорович

Сергей Фёдорович Аверьянов
Место смерти:	Москва, СССР
Научная сфера:	гидротехника, мелиорация
Место работы:	Московский гидромелиоративный институт
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	академик ВАСХНИЛ
Альма-матер:	Московский гидромелиоративный институт
Награды и премии:

Сергей Фёдорович Аверьянов (10 сентября 1912 — 17 декабря 1972) — советский учёный в области гидротехники и мелиорации. Разработчик теории и методики управления водным режимом на мелиорируемых землях, прогнозирования водно-солевого режима почв при орошении. Под его руководством построен ряд крупных мелиоративных и гидротехнических проектов в СССР, в частности автоматизированная мелиоративная система на объекте «Лесное» в Белорусском Полесье. Его теоретические разработки также вошли в нормативные документы СССР.

Доктор технических наук, профессор, академик ВАСХНИЛ, заслуженный деятель науки и техники РСФСР.

Биография

Родился в Астрахани в интеллигентной семье.

Успешно окончил школу и поступил в Московский гидромелиоративный институт (МГМИ, ныне Московский государственный университет природообустройства) по выбранной им самим специальности. Окончив институт в 1934 году, поступил в аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию. В 1937—1939 годах работал ассистентом кафедры сельскохозяйственной мелиорации МГМИ, где занимался научной и преподавательской деятельностью.

12 ноября 1939 года был призван в ряды Красной Армии Октябрьским РВК Москвы, с 1941 года — участник Великой Отечественной войны. Встретил начало войны в составе 233-го отдельного сапёрного батальона 149-й стрелковой дивизии на западной границе под городом Брестом. Воевал на Западом (22 июня 1941 — 20 февраля 1943), Центральном (20 февраля — 20 октября 1943), Белорусском (20 октября — 10 декабря 1943) и 1-м Украинском фронтах (10 декабря 1943 — 13 февраля 1944).

Прошёл путь от рядового бойца до инженер-капитана. С декабря 1942 года — заместитель командира батальона по строевой части. С апреля по июнь 1943 года под его руководством в районе деревни Круглая на переднем краем обороны была построена 32-метровая деревянная плотина для заболачивания. Несмотря на сильный огонь противника и потери, плотина строилась круглосуточно форсированными темпами, а инженер-капитан С. Ф. Аверьянов лично на собственном примере воодушевлял бойцов на выполнение боевой задачи. В результате, местность перед боевыми порядками 568-го стрелкового полка стала недоступна для немецких танков. За этот эпизод был награждён орденом Отечественной войны I степени.

Участник Курской битвы, Черниговско-Припятской операции. При форсировании Днепра инженер-капитан С. Ф. Аверьянов лично проводил инженерную разведку мест переправ советских войск. Член ВКП(б)/КПСС с октября 1943 года.

Адъютант 233-го отдельного сапёрного батальона инженер-капитан С. Ф. Аверьянов был тяжело ранен при подготовке переправы через реку Иква. В 1944 году вернулся в Москву инвалидом без ноги, на костылях. Кавалер ордена Красного Знамени.

С 1944 года работал доцентом кафедры сельскохозяйственной мелиорации (1944—1957), с 1957 года — заместителем директора по научной работе, профессором (1960—1961), заведующим кафедрой сельскохозяйственной мелиорации (1961—1972) МГМИ.

Также вёл общественно-политическую деятельность. После Великой Отечественной войны четырежды избирался членом Партийного бюро института, работал заместителем секретаря Партбюро, а с 1959 по 1961 год избирался и работал депутатом Тимирязевского райсовета Москвы.

Жил и работал в Москве. Умер 17 декабря 1972 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище в городе Москве.

Научная деятельность

Академик С. Ф. Аверьянов специализировался в области гидротехники и мелиорации:

• занимался теоретическим обоснованием осушительных мелиораций: рассчитывал осушительное действие каналов, горизонтального и вертикального дренажа, формирование поверхностного стока;
• исследовал способы борьбы с фильтрацией воды из каналов: теория движения грунтовых вод при установившемся и неустановившемся режимах, установление величины фильтрационных потерь воды из каналов, методы оценки фильтрации в зоне «капиллярной каймы» и учёта водопроницаемости грунтов при неполном их насыщении;
• разрабатывал способы предотвращения засоления орошаемых земель: рассоляющее действие фильтрации из каналов, теория промывки засоленных почв на фоне дренажа, закономерности движения солей в почвогрунтах;
• является разработчиком теории и практики управления водным режимом на мелиорируемых землях, прогнозирования водно-солевого режима почв при орошении. Под его руководством была построена автоматизированная мелиоративная система на объекте «Лесное» в Белорусском Полесье. Его работы были также использованы при составлении других крупных мелиоративных и гидротехнических проектов: схемы осушения Мещёрской низменности, орошения Голодной степи в Узбекской и Казахской ССР, Алазанской долины в Грузии, массивов Таджикской ССР;
• также разработал системы комплексного управления факторами жизни растений.

Теоретические работы С. Ф. Аверьянова вошли в советские нормативные документы. С 1968 года работал членом Государственной экспертной комиссии Госплана СССР. Участвовал в составлении норм по проектированию осушительных и оросительных систем, консультировал специалистов по вопросам мелиорации ряда объектов в Болгарии, Румынии, Чехословакии и Венгрии, оказывал помощь ряду советских водохозяйственных организаций: Гипроводхоз, Белгипроводхоз, Укргипроводхоз, Гидропроект, Средазгипроводхлопок и другие.

Всего научное наследие С. Ф. Аверьянова включает 280 работ, некоторые из которых переведены и изданы в Италии, Индии, Мексике, Китае и Болгарии. Некоторые публикации:

• Расчёт опорожнения пойменных озёр. — М., 1940. — 14 с.
• Расчёт горизонтального дренажа при борьбе с засолением орошаемых земель. — М., 1958. — 105 с.
• Горизонтальный дренаж при борьбе с засолением орошаемых земель: (расчет). — М.: Изд-во АН СССР, 1959. — 84 с.
• Борьба с засолением орошаемых земель. — М.: Колос, 1978. — 288 с.
• Фильтрация из каналов и её влияние на режим грунтовых вод. — М.: Колос, 1982. — 237 с.

Его научная школа включает десятки кандидатов и докторов наук.

Награды и звания

Советские государственные награды и звания:

• орден Красного Знамени (1944)
• орден Отечественной войны I степени (1943)
• орден Трудового Красного Знамени (1965)
• орден «Знак Почёта» (1961)
• шесть медалей:
  • медаль «За боевые заслуги» (1942)
  • медаль «За оборону Москвы» (1944)
  • медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» (1946)
  • медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1946)
  • медаль «В память 800-летия Москвы» (1947)
  • медаль «За трудовую доблесть» (1951)
• и ряд юбилейных медалей:
  • медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1966)
  • медаль «50 лет Вооружённых Сил СССР» (1968)
  • медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» (1970)

Другие награды, премии и звания:

• заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1972)
• большая серебряная медаль ВСХВ (1955)
• золотая медаль им. А. Н. Костякова (1972)
• премия Президиума АН СССР (1956, за работу «Фильтрация из каналов и её влияние на режим грунтовых вод»)
• медаль участника ВСХВ (1954)
• диплом участника ВДНХ (1968)
• знак «25 лет победы в Великой Отечественной войне» (1972)
• знак «30 лет победы под Москвой» (1972)
• юбилейная грамота и медаль «50 лет Госплана СССР» (1971)

Доктор технических наук (1959), профессор (1960), академик ВАСХНИЛ (1964).

Память

В Москве на здании учебного корпуса Московского государственного университета природообустройства (улица Прянишникова, 19), где С. Ф. Аверьянов работал с 1930 по 1972 год, установлена мемориальная доска.

Литература

• Жизненный и творческий путь академика Сергея Фёдоровича Аверьянова. Воспоминания. / Составители: Б. С. Маслов, А. Б. Маслова. — М.: Россельхозакадемия, 2002. — 105 с. ISBN 5-93503-002-0
• Вспоминая академика С. Ф. Аверьянова: памятные даты // Вестник РАСХН. — 2009. — № 3. — С. 6-8.
• Мелиораторы и гидротехники — академики ВАСХНИЛ и РАСХН: материалы к Мелиораторской энциклопедии России / Б. С. Маслов. — М.: Вып. 1. — 1998. — 127 с. — ISBN 5-900396-05-3

Ссылки

• [www.cnshb.ru/AKDiL/akad/base/RA/000660.shtm Аверьянов Сергей Фёдорович]. Биографическая энциклопедия РАСХН, ВАСХНИЛ. Проверено 9 августа 2014.
• [www.msuee.ru/index.php?module=pages&id=673 Сергей Федорович Аверьянов (1912-1972)]. ФГБОУ ВПО МГУПриродообустройства. Проверено 9 августа 2014.
• [msuee.ru/content/txt/spisok_trudov.pdf Список научных работ С.Ф. Аверьянова]. ФГБОУ ВПО МГУПриродообустройства. Проверено 9 августа 2014.

Отрывок, характеризующий Аверьянов, Сергей Фёдорович

Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.