Авеста

«Аве́ста» (в дореволюционных изданиях «Зендавеста») — собрание священных текстов зороастрийцев, старейший памятник древнеиранской литературы, составленный на особом, более нигде не зафиксированном языке, называемом в иранистике «авестийским».

Название

Русское название памятника «Аве́ста» вслед за западноевропейским восходит к принятому у зороастрийцев перс. «اَوِستا»‎ (совр. произношение [ævestá]). Последнее в свою очередь представляет собой особое, «пазендское» произношение пехлевийского слова «ʾpstʾk» [aβastāγ] < [apastāk], обозначавшего в среднеперсидском канон зороастрийских книг. В самих сохранившихся авестийских текстах это слово не встречается, остаётся лишь предполагать его древнеиранский прототип в виде «*upa-stā-ka-» «установленное», «уложение», «основа» (то есть «канон») или, что менее вероятно, «*upa-stāva-ka-» «восхваление».

В пехлевийской литературе существует также второе и весьма распространённое обозначение Авесты — dyn' [dēn], обычно «вера», «религия», по отношению к авестийским текстам слово часто переводится как «откровение (Заратуштры)».

В самих авестийских текстах эти названия неизвестны. В Хом-яште (Y 9.22) встречается слово «naska-» — наск, «авестийская книга», букв. «связка».

Традиционная история

Согласно пехлевийским источникам, откровение, полученное Заратуштрой от Ахура Мазды, было собрано его царственным покровителем Кави Виштаспой и записано золотыми чернилами на 12 тысячах воловьих шкур. Его потомок Дарий Дарян (то есть Дарий, сын Дария) разместил две копии Авесты и комментария к ней в хранилищах Гандж-и Шапикан и Диз-и Нипишт («крепость писаний»). Александр Македонский, разрушая державу Ахеменидов, уничтожил Авесту, выбросив книги в море или предав их огню, а часть из них приказал перевести на греческий язык.

Аршакидский царь Валахш (предположительно имеется в виду Вологез I, I в. н. э.) с помощью дастуров своего времени предпринял первую попытку собирания и кодификации авестийских текстов, сохранявшихся в разрозненных отрывках и в устной передаче. При нём экземпляры Авесты рассылались по городам и передавались для изучения и сохранения.

Дело собирания текстов священного предания было продолжено при Ардашире, основателе Сасанидской монархии (III в. н. э.), по указанию которого верховный дастур Тансар упорядочил существующие тексты и комментарии к нему. Сын Ардашира Шапур I разместил Авесту вместе с выполненными при нём переводами греческих, индийских и иных научных трудов в хранилище Гандж-и Шапиган.

Верховный дастур Адурбад Махраспандан, величайший апологет и наставник зороастрийской религии, при Шапуре II (IV в.) произвёл окончательную редакцию авестийского собрания и установление канона, упорядочив его в 21-й книге («наске»), выполнив полный перевод Авесты на среднеперсидский язык, называемый Зандом (Зендом) — от авест. zainti- — «знание», «толкование», откуда происходит распространённое название сборника «Зенд-Авеста» (то есть «Толкование и Канон»).

Конечная редакция Зенда была составлена при Хосрове I Аноширване (VI в. н. э.).

Современная Авеста

В современном зороастрийском сообществе бытуют издания Авесты, восходящие к рукописям, копировавшимся священнослужителями в допечатную эпоху (до XIX в.) на протяжении по крайней мере последнего тысячелетия. Наиболее ранний сохранившийся манускрипт датируется XIII в. (1288 г.), колофоны рукописей позволяют проследить традицию передачи до XI в. Достоверно установлено, что все существующие манускрипты восходят к одной рукописи, существовавшей в X в., в свою очередь восходящей к так называемому «Сасанидскому архетипу» — существовавшей при Сасанидах образцовой копии.

Манускрипты традиционно делятся на Зенд-Авесту (авестийские тексты с переводом на среднеперсидский), Зенд (только перевод) и Саде («чистый», авестийские тексты без перевода, применяемые в литургических целях).

Составленная на одном из древнеиранских языков Авеста записывается особым алфавитом, называемым в Европе «авестийским», зороастрийцы Ирана обычно называют его din-dabire, «религиозное письмо». Среди зороастрийцев также получает распространение транслитерация латиницей, не всегда совпадающая с принятой научной транслитерацией, и арабо-персидским письмом. Кроме того, до сих пор многие тексты Авесты разучиваются наизусть, прежде всего мобедами.

Состав современной Авесты

Гимн Ахура-Мазде

  1. Спросил Ахура-Мазду
  Спитама-Заратуштра:
  "Скажи мне Дух Святейший,
  Создатель жизни плотской,
  Что из Святого Слова
  И самое могучее,
  И самое победное,
  И наиблагодатное,
  Что действенней всего?"
 
  2. И что победоноснее,
  И что всего целебнее,
  Что сокрушает больше
  Вражду людей и дэвов?
  Что в этом плотском мире
  Есть мысль проникновенная,
  Что в этом мире плотском -
  Отдохновенный дух?".
 
  3. Ахура-Мазда молвил:
  "Мое то будет имя,
  Спитама-Заратуштра,
  Святых Бессмертных имя, -
  Из слов святой молитвы
  Оно всего мощнее,
  Оно всего победнее
  И наиблагодатнее,
  И действенней всего.
 
  4. Оно наипобедное
  И самое целебное,
  И сокрушает больше
  Вражду людей и дэвов.
  Оно в телесном мире
  И мысль проникновенная,
  Оно в телесном мире. -
  Отдохновенный дух!"

Отрывок из гимна Ахура-Мазде (Яшт 1, «Ормазд-яшт»)

Сохранившаяся Авеста традиционно делится на 5 «книг» и несколько не входящих в них других частей и фрагментов (рядом с названием указан сокращённый индекс книги):

• Ясна, Y. (пехл. yasn, yazišn, авест. yasna- «почитание» от глагола yaz- «почитать», «священнодействовать», ср. санскр. yajña) — наиболее значимая книга, представляющая собой текст, читаемый на основной зороастрийской литургии «Ясна». Объединяет 72 главы («хаити», авест. haitī- букв. «связка») довольно разнородного содержания. Главы 28-34, 43-51, 53 занимают Гаты, наиболее почитаемая часть всего авестийского собрания, метрические гимны, посвящённые Ахура Мазде, авторство которых традицией и большинством учёных приписывается самому пророку Заратуштре.
• Висперед, Vr. (Виспрад, от авест. vīspe ratauuō «все главы») — дополнение к Ясне в виде молитв и обращений к «ратам», образцовым главам творений; состоит из 24-х глав (karde < kardag).
• Видэвдад, V. (Вендидад, пехл. vidēvdād, авест. vī-daēvō-dāta- «Закон отречения от дэвов» — сборник из 22-х глав (fragard), посвящённый прежде всего законам чистоты и борьбы с осквернениями.
• Яшты, Yt. (пехл. yašt, авест. yešti- от того же глагола yaz- «почитать») — 22 гимна, посвящённых Ахура Мазде, Амешаспентам и различным язатам.
• Хорде Авеста (перс. xorde avestā‎) — букв. «Малая Авеста», сборник повседневных молитв, используемый как священниками, так и мирянами, содержание которого в значительной степени представляет собой извлечение из других частей Авесты. Некоторые оригинальные молитвы составлены на среднеперсидском языке, и их авторство традиционно приписывается Адурбаду Махраспанду. Авестийские части включают вступительные компилятивные молитвы, 5 Гахов (G. пехл. gāh) — молитв 5 времени суток, 5 Нияишнов (Ny., пехл. niyāyišn «молитва») 5-ти язатам, 4 Афрингана (A., пехл. Āfrinagān — «благословение»)
• Сироза, S. (пехл. sīrōza — «тридцатидневка») — молитвенные посвящения тридцати покровителям тридцати дней зороастрйиского календарного месяца в двух видах: с именем в родительном падеже (Малая Сироза) и в винительном (Большая Сироза); формулы Сирозы, в основном извлечённые из Ясны, активно используются в Яштах и Хорде Авесте.
• Фрагменты — разрозненные части несохранившихся целиком авестийских книг, а также авестийские цитаты в пехлевийских сочинениях. Наиболее крупные из них Нирангистан (N., пехл. Nīrangistān), Пурсишниха (P., пехл. Pursišnīhā), Аогемадаэча (Aog., пехл. Aogəmadāēčā), Хадохт-наск (H., пехл. Hādōxt Nask), Африн-и Зардушт (Az., пехл. Āfrīn ī Zardušt), Виштасп-яшт (Vyt., пехл. Vištāsp Yašt)

Сасанидская Авеста

Дошедшая до нас Авеста представляет собой лишь часть собрания текстов, кодифицированных при Сасанидах. После разрушения Сасанидской державы, вторжения арабов в Иран и начала исламизации, зороастрийские общины оказались лишены государственной поддержки, их храмы и культурные центры часто разрушались или вместо них строились мечети. Дожившие до наших дней две иранские общины (Йезда и Кермана) и парсийская уже в начале II тыс. н. э. столкнулись с недостатком религиозных источников, вызванным утратой рукописей Авесты и гибелью или обращением в ислам их хранителей-мобедов.

Обращает на себя внимание, что сохранённая Авеста представляет собой тексты, так или иначе используемые в богослужении или частной молитве. Именно их в первую очередь старались сохранить деградирующие общины. От менее ходовых авестийских текстов сохранились лишь цитаты в пехлевийских книгах. О содержании утраченной Авесты можно также судить по ссылкам в пехлевийской литературе на «откровение».

Книга Денкард (X в.), составленная в эпоху, когда Сасанидская Авеста была ещё доступна, содержит краткий обзор содержания 21-го наска Авесты, а три из них описываются особенно подробно, включая содержание каждой главы. Согласно Денкарду, Авеста состояла из 21-й книги («наска»), объединявших 348 глав, каждая из этих книг соответствовала 21-му слову зороастрийской молитвы Ахуна Ваирья. Кодекс делился на три части (по числу строк в молитве):

• Гасаниг (Gāsānīg) или Гатиг — Гаты и комментарии к ним.
• Хадаг-мансриг (Hadag-mansrīg) или Хада-мантрик — священные мантры, связанные с ритуалами.
• Дадиг (Dādīg) или Датик — религиозный закон.

Наски Авесты за одним исключением (сохранившийся полностью наск Видевдад) не коррелируют с современными «книгами», последние представляют собой богослужебные извлечения из изначального авестийского кодекса.

Наски Авесты согласно Денкарду

Gāsānīg (Гатические)

Название	Сохранившиеся части	Содержание
1. Stōd-yasn	Y. 14-16, 22-27, 28-54, 56, Vr. (полностью)	Гаты, части Ясны, Висперед
2. Sūdgar	Отдельные фрагменты? подробное описание в Денкарде 9.1.	Комментарии к Гатам
3. Warštmānsr	Подробное описание в Денкарде 9.2	Комментарии к Гатам
4. Bag	Y.19-22, подробное описание в Денкарде 9.3	Комментарии к Гатам
5. Waštag	Утрачен	Неизвестно
6. Hādōxt	Y. 58, Yt. 11, Az., H. 1-2	Описание религиозного главенства, праздников, правил поведения и путей достижения праведности и др.
7. Spand	Отдельные фрагменты	Жизнеописание Заратуштры

Hadag-mansrīg (Религиозные правила, наука)

Название	Сохранившиеся части	Содержание
8. Dāmdād	Отдельные фрагменты? предполагается переложение наска в Бундахишне	Космогония и космология
9. Nāxtar	Утрачен	Неизвестно
10. Pāzag	Гахи и Сироза (G., S.)	Части суток, календарь, праздники, правила богослужения
11. Raθβištāiti	Отдельные фрагменты	Организация богослужения
12. Bariš	Отдельные фрагменты	Этика
13. Kaškaysraw	Отдельные фрагменты	Отмена почитания дэвов
14. Vištāsp-yašt	Az., Vyt.	Обращение Виштаспы в веру Заратуштры

Dādīg (Закон)

Название	Сохранившиеся части	Содержание
15. Nigādum	Отдельные фрагменты	Законы
16. Duzd-sar-nizad	Отдельные фрагменты	Законы
17. Huspārām	Нирангистан	Законы
18. Sagādum	Отдельные фрагменты	Законы
19. Vidēwdād (Juddēwdād)	V. полностью	Законы
20. Čihrdād	Отдельные фрагменты	Эпическая история Ирана
21. Bagān-yašt	Y. 9-11, 57; Yt. 5-19	Гимны язатам

Происхождение и трансляция авестийских текстов

По содержанию и языковым признакам авестийские тексты можно разделить на две части:

• Старшая Авеста, с более архаичным языком: Гаты Заратуштры, Ясна Хаптангхаити и некоторые другие, наиболее древние части Ясны (Y 12, 54, 56, 58), а также тексты трёх главных авестийских молитв (Ахуна Ваирья, Ашем Воху, Йенгхе-хатам).
• Младшая Авеста, с менее архаичным языком и несколько иной диалектной базой: все остальные тексты Авесты, некоторые из которых обнаруживают существенные ошибки, свидетельствующие об их составлении в эпоху, когда уже младоавестийский язык был мёртв.

Предполагается, что между составлением староавестийских и младоавестийских текстов прошло несколько столетий. При этом язык и в некоторой степени стиль и содержание Старшей Авесты довольно близки к таковым в Ригведе, древнейшему памятнику ведийской литературы. На основании косвенных данных Старшую Авесту (и соответственно время проповеди Заратуштры) приблизительно датируют в диапазоне ок. 1000 г. до н. э. (1200—800 г. до н. э.). Древнейшие тексты Младшей Авесты (Ясна, большинство Яштов) датируются эпохой до Ахеменидов (VI в. до н. э.).

Изначально тексты передавались из поколения в поколение коллегией зороастрийских священнослужителей исключительно устным путём. Сведения поздних источников о записи Авесты при Аршакидах не могут быть полностью отброшены как недостоверные, однако влияние предполагаемой «Аршакидской Авесты», если она существовала, на запись Авесты при Сасанидах проследить не удаётся.

В трансляции авестийских текстов можно выделить следующие этапы:

Старшая Авеста

1. Изначальный текст Гат, Ясны Хаптангхаити и других молитв

2. Изменения в произношении из-за речитативного чтения

3. Изменения при передаче носителями младоавестийского диалекта

4. Продолжение трансляции текстов вместе с Младшей Авестой

Младшая Авеста

1. Составление младоавестийских текстов на правильном языке, предположительно в Мерве или Герате.

2. Влияние диалектов Южного Ирана из-за переноса центра традиции предположительно в Арахозию.

3. Перенос центра традиции на юго-запад Ирана, в Фарс (предпол. кон. VII в. до н. э.), трансляция текстов священниками Истахра, составление новых текстов с грамматическими ошибками на мёртвом языке.

4. Фонетическая запись текстов средствами авестийского алфавита (VI в. н. э.), составление «Сасанидского прототипа» Авесты, конец изустной передачи. Составление среднеперсидского перевода (Зенда)

5. Копирование рукописи, положенной в основу всех сохранившихся манускриптов (IX—X вв.)

Содержание Авесты

Содержание Авесты весьма разнородно вследствие присутствия в памятнике пластов различных стилей, времени и места составления, а также, вероятно, отличающихся религиозных взглядов разных авторов этих пластов. Тем не менее несмотря на эклектичность, все тексты Авесты — одни изначально, другие вследствие последующей редактуры — в целом выдержаны в русле почитания Ахура Мазды — центральной фигуры Авесты. Кроме того, в силу преимущественного богослужебного характера сохранившихся авестийских текстов в сборнике много повторений, повторяющиеся тексты доходят до 1/3 объёма всего памятника.

Авеста и Запад

Хотя древние греки знали о гимнах и молитвах, читаемых магами, а Гермипп утверждал, что ему известно о двух миллионах стихотворных строк, сочинённых Зороастром, реальные сведения о древнеиранской религиозной литературе на Западе были очень скудны, и до XVIII в. об Авесте в Европе ничего не было известно.

Впервые авестийский текст Видевдад-саде попал в Оксфордскую библиотеку в 1723 г. от торговца из Сурата, однако никто не мог прочесть этот текст. Лишь французскому учёному Анкетилю-Дюперрону, отправившемуся в Индию в 1755 году простым солдатом, удалось войти в доверие к одним из парсийских священнослужителей и обучиться с их помощью читать и переводить авестийские тексты. Вернувшись в 1762 году во Францию, он преподнёс в дар Королевской библиотеке 180 авестийских, пехлевийских, персидских и санскритских зороастрийских рукописей, и в 1771 году им был издан первый в Европе перевод Авесты на французский язык, а в 1776 в Риге появились первые переводы на немецкий язык.

Изначально новооткрытая Авеста встретила глубокий скептицизм у европейской публики и учёных, ориентированных на формировавшийся веками образ Зороастра, имеющий мало общего с реальным Заратуштрой. Анкетиля-Дюперрона часто обвиняли в подлоге, и умер он в нищете. Однако начавшиеся исследования Авесты специалистами-востоковедами, а также расшифровка в 1835 году Гротефендом древнеперсидской клинописи на родственном языке окончательно убедили Европу в подлинности Авесты и положили начало тесному знакомству с древнеиранской культурой и религией.

Авеста оказала большое влияние на философскую мысль Востока и Запада. Г. Гегель (1770—1831) подчеркивал, что основой зороастрийской религиозной системы является признание борьбы двух противоположностей — Добра и Зла. Одно из самых знаменитых произведений И. Гёте (1749—1832) «Западно-Восточный диван» содержит стихотворение «Завет древнеперсидской веры». В нём поэт дает своё понимание Авесты как веры в торжество света над тьмой. Некоторыми идеями и образами гимнов Заратуштры был вдохновлён и основоположник теории психофизического параллелизма Теодор Фехнер (1801—1887). Однако Ф. Ницше в известной книге «Так говорил Заратустра» приписал пророку идеи «сверхчеловека» и «вечного возвращения».

На русском языке

Первый перевод Авесты на русский язык выполнил Каэтан Коссович в 1861 году.

Поэту-символисту Константину Бальмонту принадлежат:

• стихотворный перевод гимна из текстов Авесты — «Из Зенд-Авесты. Гимн» (1899);
• стих «На мотив из Зенд-Авесты» (1899);
• «Скорбь Агурамазды» (из Зенд-Авесты; 1903).

Ссылки

Энциклопедические

• Зендавеста // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Висперед // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Гатха // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Камередха // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Пазенд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

• Авеста // Большая советская энциклопедия: В 66 томах (65 т. и 1 доп.) / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. — 1-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1926—1947.
• [www.krugosvet.ru/articles/124/1012400/1012400a1.htm Авеста] //Энциклопедия «Кругосвет»

Другие

• [blagoverie.org/avesta/index.phtml Авеста] // сайт «Благоверие»

Отрывок, характеризующий Авеста

– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.