Авиакатастрофа под Голдсборо

Авиакатастрофа под Голдсборо
Одна из двух находившихся на борту самолёта ядерных бомб после приземления
Общие сведения
Характер	разрушение в воздухе
Причина	запредельные нагрузки на крыло
Место	20 км к северу от авиабазы Сеймур-Джонсон, округ Уэйн, Северная Каролина, США
Координаты	35°30′44″ с. ш. 77°50′47″ з. д.35.5123° с. ш. 77.8463° з. д. / 35.5123; -77.8463
Воздушное судно
Аналогичный самолёт B-52G
Модель	B-52G
Принадлежность	Стратегическое командование ВВС США
Бортовой номер	58-0187
Экипаж	8

Авиакатастрофа под Голдсборо произошла 24 января 1961 года, когда стратегический бомбардировщик B-52G с двумя ядерными бомбами Mark 39 на борту разрушился в воздухе над Северной Каролиной.

Полёт выполнялся в рамках операции «Коверолл», самолёт нёс две термоядерные бомбы Mark 39. Около полуночи 23 января бомбардировщик прибыл в точку встречи с воздушным танкером для дозаправки в воздухе, но при сближении оператор заправщика сообщил экипажу B-52, что наблюдает утечку топлива из правого крыла. Дозаправка была отменена, и самолёту приказано уйти в зону ожидания у побережья океана, чтобы выработать излишки топлива перед аварийной посадкой. После входа в зону пилот доложил, что течь усилилась и самолёт потерял 17 000 кг (37 000 фунтов) топлива в течение трёх минут. Наземный контроль приказал немедленно приступить к заходу на посадку на авиабазу Сеймур-Джонсон, но разрушение конструкций самолёта продолжилось, и на высоте 10 000 футов (около 3300 м) пилоты потеряли управление. Экипаж начал покидать борт на высоте 9000 футов (2700 м), четыре члена экипажа успешно катапультировались, третий запасной пилот, не имевший катапультируемого кресла, сумел благополучно покинуть самолёт через верхний люк, один из членов экипажа катапультировался, но погиб при приземлении, ещё двое не смогли покинуть борт и погибли при крушении самолёта.

Обломки бомбардировщика были рассеяны в полях недалеко от города Голдсборо на площади в две квадратные мили (5,2 км²). Термоядерные бомбы отделились от разрушающегося самолёта на высотах между 10 000 и 2000 футов (3000 и 610 м), у одной из бомб раскрылся парашют и она приземлилась практически неповреждённой, из рассекреченных в 1990-х годах документов стало известно, что помимо срабатывания парашютной системы отключились также три из четырёх предохранительных устройств, приводя бомбу в боевую готовность. Вторая бомба упала в болото и разрушилась, обломки ушли в грунт на значительную глубину. При поисковых работах найден ряд деталей, включая тритиевый резервуар и плутониевый заряд первой ступени, но раскопки пришлось прекратить из-за затопления места работ грунтовыми водами. Урановый сердечник и другие детали второй, термоядерной ступени остались на дне болота, инженерные войска США впоследствии выкупили участок радиусом 400 футов вокруг их предполагаемого местонахождения.

В 1969 году подготовлен секретный документ относительно данного происшествия. В нём сотрудник Сандийской национальной ядерной лаборатории Паркер Ф. Джонс, возглавлявший отдел обеспечения эксплуатационной безопасности ядерного оружия, утверждал, что Америка находилась на грани «катастрофы чудовищных масштабов». Мощность каждой из двух бомб в 260 раз больше, чем у бомбы, сброшенной на Хиросиму. Если бы боевое устройство сдетонировало, под угрозой оказались бы миллионы жителей США. В зоне поражения могли оказаться ряд крупных городов Восточного побережья, такие как Вашингтон, Балтимор и Филадельфия. Лишь благодаря последнему из четырёх предохранительных механизмов бомбы — низковольтному переключателю — катастрофы удалось избежать.

См. также

• Инцидент с падением атомной бомбы в Марс-Блаффе

Ссылки

• Michael H. Maggelet and James C. Oskins. [books.google.com/books?id=gi7HARO8vTcC&dq Broken Arrow. The Declassified History of U.S. Nuclear Weapons Accidents]. — Lulu Enterprises, 2008. — 324 p. — ISBN 9781435703612. (англ.)

Отрывок, характеризующий Авиакатастрофа под Голдсборо

– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.