Катастрофа DC-10 в Чикаго

Рейс 191 American Airlines
Рейс 191 за несколько секунд до катастрофы (снимок сделан фотографом-любителем со смотровой площадки терминала №2 аэропорта О’Хара)
Общие сведения
Дата	25 мая 1979 года
Время	15:04 CDT
Характер	Падение после взлёта
Причина	SCF-PP (отделение левого двигателя, повреждение левой плоскости крыла, отказ гидро- и электросистем), некачественное техническое обслуживание
Место	Дес-Плейнс, в 1,5 км от аэропорта О’Хара, Чикаго (Иллинойс, США)
Координаты	42°00′35″ с. ш. 87°55′48″ з. д.42.00972° с. ш. 87.93000° з. д. / 42.00972; -87.93000
Погибшие	273 (271 в самолете + 2 на земле)
Раненые	2 (на земле)
Воздушное судно
Разбившийся самолёт за 5 лет до катастрофы
Модель	McDonnell Douglas DC-10-10
Авиакомпания	American Airlines
Пункт вылета	Международный аэропорт О’Хара, Чикаго
Пункт назначения	Лос-Анджелес
Рейс	AA 191
Бортовой номер	N110AA
Дата выпуска	февраль 1972 года
Пассажиры	258
Экипаж	13
Выживших	0

См. также: Рейс 191

Катастрофа DC-10 в Чикаго — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в пятницу 25 мая 1979 года на окраине Чикаго. Через минуту после взлёта, выполняя регулярный рейс AA 191 по маршруту Чикаго—Лос-Анджелес, потерпел катастрофу авиалайнер McDonnell Douglas DC-10-10 авиакомпании American Airlines, в результате чего погибли 273 человека (все 13 членов экипажа и 258 пассажиров в самолёте и 2 человека на земле).

До терактов 11 сентября 2001 года это была самая смертоносная авиакатастрофа на территории США; она остаётся худшим авиационным происшествием в стране. По числу жертв она занимает второе место (после катастрофы под Парижем) среди катастроф с участием DC-10. На момент событий (в 1979 году) была третьей среди крупнейших авиакатастроф мира, на 2016 год — тринадцатая.

Причиной катастрофы стало отделение при взлёте левого двигателя, который разорвал одну из гидросистем и повредил левое крыло. Действуя по инструкции и не зная истинной ситуации, экипаж снизил скорость ниже скорости сваливания, в результате чего самолёт быстро перешёл в левый крен, который вскоре дошёл до прямого угла и продолжал расти. DC-10 под углом 20° и с боковым креном 122° левым крылом врезался в землю в Дес-Плейнс (пригород Чикаго) близ трейлерного парка и в 4680 футах (1426 метров) от ВПП. Полностью заправленные топливные баки взорвались, образовав большой огненный шар, а обломки самолёта полетели в ближайшие дома.

Сведения о рейсе 191

Самолёт

McDonnell Douglas DC-10-10 (регистрационный номер N110AA, заводской 46510, серийный 022) был выпущен в феврале 1972 года. 25 февраля того же года был передан авиакомпании American Airlines. Оснащён тремя турбореактивными двигателями General Electric CF6-6D. На день катастрофы налетал 19871 час. Последний крупный ремонт (C) прошёл 28 марта 1979 года, после чего самолёт налетал 341 час. Турбореактивные двигатели имели следующие данные:

Двигатель	Серийный номер	Дата установки	Полное время работы, ч	Число циклов
№ 1	451179	1 мая 1979	16 363	6877
№ 2	451305	7 ноября 1978	15 770	6933
№ 3	451118	2 апреля 1979	16 856	7444

По данным на 24 мая 1979 года по самолёту не было никаких серьёзных замечаний. Данные на 25 мая сгорели в катастрофе.

Экипаж

Самолётом управлял очень опытный экипаж, состав которого был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 53-летний Уолтер Х. Лакс (англ. Walter H. Lux). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании American Airlines 28 лет (с ноября 1950 года). Был квалифицирован для полётов на ещё 17 типах самолётов, включая такие, как Boeing 707, Boeing 727, DC-6 и DC-7. На командира McDonnell Douglas DC-10 был квалифицирован в декабре 1971 года, то есть практически уже в начале их появления. Также стоит отметить, что он имел дальнозоркость, в связи с чем, по медицинским показаниям, носил очки. Налетал свыше 22500 часов, свыше 3000 из них на DC-10.
• Второй пилот — 49-летний Джеймс Р. Диллард (англ. James R. Dillard). Опытный пилот, проработал в авиакомпании American Airlines 12 лет (с июня 1966 года). На второго пилота DC-10 был квалифицирован в июле 1977 года. В отличие от Лакса Диллард носил контактные линзы в связи с близорукостью. Налетал 9275 часов, 1080 из них на DC-10.
• Бортинженер — 56-летний Альфред Ф. Удович (англ. Alfred F. Udovich). Проработал в авиакомпании American Airlines 24 года (с января 1955 года). На бортинженера DC-10 был квалифицирован в сентябре 1971 года. Налетал свыше 15000 часов, свыше 750 из них на DC-10.

В салоне самолёта работали 10 бортпроводников.

Катастрофа

25 мая 1979 года небо над Чикаго было ясным и дул северо-северо-восточный (азимут 20°) ветер со скоростью 40,7 км/ч, видимость составляла 15 миль.

В 14:50 CDT McDonnell Douglas DC-10-10 борт N110AA был отбуксирован от гейта №K5, а затем начал движение по рулёжкам к взлётной полосе №32R. Вес авиалайнера составлял 171,9 тонн, что соответствовало скорости принятия решения (<math>V_1</math>) 257 км/ч, скорости подъема носовой стойки (<math>V_R</math>) 269 км/ч и минимальной безопасной скорости набора высоты (<math>V_2</math>) 283 км/ч. Во время запуска двигателя и движения самолёта по аэродрому работники аэропорта не заметили ничего необычного.

В 14:59 авиалайнер занял позицию на исполнительном старте в начале полосы. В 15:02:46 диспетчер связался с бортом и дал команду на взлёт, на что в 15:02:46 командир доложил: Американ один девяносто один [191] на взлетный (англ. American one ninety-one under way). РУДы были установлены на 99,4 %, и самолёт начал разгон. Но когда он пробежал по полосе 1,8 км, с диспетчерской вышки увидели, как двигатель №1 (левый) вместе с пилоном отделился от заднего крепления, перелетел через переднюю кромку левого крыла и, оторвав при этом кусок крыла длиной около метра, упал позади самолёта на ВПП, после чего за самим крылом появился белый воздушный след от вытекающего топлива. Помимо топливопроводов, оторвавшийся двигатель также порвал линии электро- и гидросистем. Падение давления в гидросистеме привело к тому, что левые предкрылки начали медленно убираться. Между тем, рейс 191 уже оторвался от ВПП и со скоростью до 319 км/ч начал набор высоты со средней вертикальной скоростью 5,6—5,8 м/с.

Понимая критичность ситуации, диспетчер тут же связался с экипажем: Американ один девяносто один тяжёлый, вы хотите вернуться на ВПП? (англ. American one ninety-one heavy, you wanna come back and to what runway?). Однако ответа не прозвучало, так как экипаж был занят проблемой сохранения полёта. Пилоты увидели по приборам, что пропала тяга левого двигателя, но не знали, что тот оторвался, при этом нанеся крылу серьёзные повреждения. Из-за асимметрии тяги двигателей, второй пилот начал выравнивать самолёт с помощью руля направления. DC-10 на скорости 303,7 км/ч поднялся на высоту 90 метров, когда экипаж, в соответствии с инструкцией по полёту на двух двигателях, начал снижать скорость до 283 км/ч, для чего поднял нос вверх под углом 14°. Но через 20 секунд после отрыва от взлётной полосы, на высоте около 100 метров, когда скорость упала до 294 км/ч, на левом крыле из-за убранной механизации произошёл срыв потока, что привело к сваливанию и появлению быстро увеличивающегося левого крена. Механизация на правой консоли работала исправно, что усугубило ситуацию. Авиалайнер на скорости 287 км/ч достиг высоты 122 метра, когда крен достиг прямого угла, то есть крыло заняло вертикальное положение, тем самым подъёмная сила упала до нуля и самолёт начал быстро падать. В 15:04:05, менее чем через минуту после начала набора высоты, рейс AA 191 под углом 20° и с боковым креном 122° левым крылом врезался в землю в Дес-Плейнс (пригород Чикаго) близ трейлерного парка и в 1,4 км от ВПП. Полностью заправленные топливные баки взорвались, образовав большой огненный шар, а обломки самолёта полетели в ближайшие дома. Дым от катастрофы был виден даже из центра Чикаго.

В катастрофе погибли 273 человека, в том числе все находившиеся на самолёте 271 человек (13 членов экипажа и 258 пассажиров) и ещё 2 — на земле. Также ещё два человека на земле получили серьёзные ранения. Это худшая авиационная катастрофа на североамериканском континенте.

Расследование

Расследованием причин катастрофы рейса AA 191 занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Окончательный отчёт расследования был опубликован 21 декабря 1979 года.

Согласно отчёту, причиной отделения левого двигателя стала процедура регулярного техобслуживания, проведённая в аэропорту Талсы (Оклахома). Механик, как оказалось, не следовал инструкции по демонтажу и монтажу левого двигателя и его крепления, что впоследствии вызвало его выход из строя. Двигатель поднимали и крепили на подъёмнике, и от ударных нагрузок при монтаже в креплении стали появляться микротрещины, которые в итоге привели к разрыву соединения.

Механик, ставший, как он полагал, причиной катастрофы, покончил жизнь самоубийством.

Культурные аспекты

• Чикагская авиакатастрофа была показана в документальных сериалах телеканала National Geographic Секунды до катастрофы (серия Чикагский рейс 191, 3 сезон), Последний заход (серия Крушение DC-10 в Чикаго) и Расследования авиакатастроф (серия Самая страшная авиакатастрофа в США, 12 сезон).
• Она также упоминается в романе Майкла Крайтона «Крылья».
• Также катастрофа упоминается в книге И. А. Муромова «100 великих авиакатастроф» в главе Катастрофа самолёта DC-10 под Чикаго.
• В песне Владимира Высоцкого «Через 10 лет — всё так же» («Ещё бы не бояться мне полётов…»), написанной в 1979 году, есть строки: «Эх, говорит, бедняга, у них и то в Чикаго три дня назад авария была…». Предположительно, имелась в виду данная авиакатастрофа.

См. также

• Список аварий и происшествий авиакомпании «American Airlines»
• Катастрофа L-188 в Чикаго
• Авиакатастрофы вследствие отделения двигателей:
  • Катастрофа Boeing 747 под Тайбэем
  • Катастрофа Boeing 747 в Амстердаме

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=un6ZetbSBYQ Секунды до катастрофы: Чикагский рейс 191] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=jgl_0J8jLa0 Последний Заход: Крушение DC-10 в Чикаго] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=CqrtW3p7n9w Расследования авиакатастроф: Самая страшная авиакатастрофа в США] на YouTube
• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19790525-2 Описание катастрофы на Aviation Safety Network]
• [libraryonline.erau.edu/online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR79-17.pdf Aircraft accident report: American Airlines, Inc. DC-10-10, N110AA. Chicago O'Hare International Airport Chicago, Illinois, May 25, 1979 (NTSB/AAR-79-17)]. NTSB (December 21, 1979).

Литература

• Ballard C. Campbell. [books.google.kz/books?id=VitlO1mWxzAC Disasters, Accidents, and Crises in American History: A Reference Guide to the Nation's Most Catastrophic EventsFacts on File library of American history]. — Infobase Publishing, 2008. — С. 1. — 461 с. — ISBN 9781438130125.

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-10 в Чикаго

– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.