ОСОАВИАХИМ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Авиахим»)
Перейти к: навигация, поиск
Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству
ОСОАВИАХИМ
Основание

1927

Ликвидация

1948

К:Организации, закрытые в 1948 году

Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (сокращённо ОСОАВИАХИМ) — советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 19271948 годы, предшественник ДОСААФ[1].





История

В 1920 году, ещё во время гражданской войны в РСФСР была создана добровольная оборонная организация — Военно-научное общество.

Летом 1925 года путём слияния обществ ОДВФ и Доброхим образовано общество Авиахим.

27 июля 1926 года Военно-научное общество было переименовано в Общество содействия обороне СССР (ОСО)[2].

23 января 1927 года на совместном заседании I Всесоюзного съезда Авиахима и 2-го Пленума Центрального Совета ОСО по докладу Наркома по военным и морским делам К. Е. Ворошилова было принято решение слить два общества в одно под названием: АВИАХИМ-ОСО. Со временем оно было переименовано в «Общество содействия обороне и авиационно-химическому строительству СССР», сокращенно ОСОАВИАХИМ СССР.

10 февраля 1927 года состоялась 1-я конференция Московской городской организации ОСОАВИАХИМа.

В 1931 году в стране введён Всесоюзный физкультурный комплекс «Готов к труду и обороне СССР» (ГТО).

В 1932 году на Московском авиационном заводе № 22 по инициативе осоавиахимовской и комсомольской организаций была создана первая в стране общественная школа, готовившая лётчиков и других авиационных специалистов без отрыва от производства. В ней имелось шесть секций: лётная, планерная, авиамоторная, парашютная, глиссерная, авиамодельная и группа проектирования и постройки спортивных самолётов.

29 октября 1932 года Президиумом Центрального Совета Осоавиахима СССР и РСФСР было утверждено положение о создании звания «Ворошиловский стрелок», а 29 декабря 1932 декабря — значок «Ворошиловский стрелок». Начинает издаваться журнал «Ворошиловский стрелок».

В 1933 году на Красной Пресне на кондитерской фабрике «Большевик» был создан первый парашютный отряд, положивший начало массовому парашютному спорту в стране. На фабрике «Красная мануфактура» организован первый в стране женский парашютный санитарный отряд, в который вошло 20 работниц ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ, ЦС ОСОАВИАХИМа утвердили коллективное звание и знак «Крепость обороны». Оно присуждалось коллективам фабрик и заводов, которые при успешном выполнении производственных планов добились широкого охвата молодежи военным делом, развертывания физкультурной работы.

10 марта 1934 года ЦС ОСОАВИАХИМа утвердил новое положение о значке «Ворошиловский стрелок», учредив I и II ступени, а в июле того же года — положение о значке «Юный ворошиловский стрелок».

В апреле 1934 года первому в стране звание «Крепость обороны» было присвоено электрокомбинату им. В. В. Куйбышева, осоавиахимовская организация которого добилась высоких показателей в своей деятельности.

Осенью 1934 года В Бауманском районе открылся первый в стране клуб Ворошиловских стрелков. Этому клубу выпала честь впервые представлять оборонное Общество на международных соревнованиях — встретились команды клуба Ворошиловских стрелков и команда Портсмутского стрелкового клуба США. Победили москвичи, выбившие на 207 очков больше американских спортсменов.

13 августа 1934 года Московская спортсменка Нина Камнева совершила рекордный прыжок с парашютом. Она покинула самолёт на высоте 3 тыс. метров и раскрыла парашют за 200 метров от земли.

20 сентября 1934 года В газете оборонного Общества «На страже» были опубликованы нормативы комплекса «Готов к противовоздушной и противохимической обороне».

19 ноября 1935 года президиум ЦС ОСОАВИАХИМа утвердил Положение о первичной организации ОСОАВИАХИМа.

Летом 1936 года ЦС Осоавиахима, Учитывая массовый характер работы по сдаче норм «Готов к ПВХО», ввёл нормы «Готов к ПВХО» II ступени[3].

1 августа 1936 года ПВХО Нормы на значок «Ворошиловский стрелок» II ступени необходимо было выполнять только из боевой винтовки. На первых Всесоюзных стрелковых соревнованиях пионеров и школьников — юных ворошиловских стрелков москвичи были первыми в командном зачёте.

28 января 1937 года Президиум ЦС ОСОАВИАХИМа ввёл нормативы на коллективный знак «Готов к ПВХО» для первичных организаций Общества жилых домов, а в начале следующего года были утверждены нормативы для первичных осоавиахимовских организаций учебных заведений. Знак являлся настенным и вывешивался на фасады зданий. Первым в Москве сдал нормативы на коллективный знак «Готов к ПВХО» институт кооперативной торговли.

8 мая 1938 года Московский осоавиахимовец Михаил Зюрин установил первый, официально признанный международной авиационной федерацией (ФАИ) мировой рекорд советских авиамоделистов. Его модель, снабженная бензиновым моторчиком, пролетела по прямой 21 км, 857 метров.

В 1939 году в Московской городской организации ОСОАВИАХИМа действовало 23 районных организаций Общества, рекордно-планерный отряд, Ростокинский районный планерный клуб, Бауманский, Ленинградский, Ленинский, Октябрьский, Пролетарский, Свердловский, Сталинский, Таганский районные аэроклубы, аэроклуб Мосметростроя, городская школа ПВХО, городская морская школа, городская стрелковая школа, осоавиахимовские лагеря «Черемушки», «Вешняки», «Пушкинское».

27 августа 1940 года ЦС ОСОАВИАХИМа принял постановление «О перестройке военного обучения членов ОСОАВИАХИМа». Начался переход от кружковой системы к занятиям в учебных подразделениях. Были созданы группы, команды, отряды.

В 1939—1940 годы в осоавиахимовских организациях столицы было подготовлено 3248 групп самозащиты, создано 1 138 постов ПВХО, 6 тысяч командиров постов и групп самозащиты. В 1940 году подготовкой к ПВХО было охвачено свыше 770 тысяч жителей города.

В начале 1941 года в Москве насчитывалось более 4 тыс. групп, свыше 100 команд, около 230 отрядов. В них проходили подготовку 81 тыс. человек.

В июне 1941 года в Москве насчитывалось 6 790 первичных организаций ОСОАВИАХИМа и 860 тысяч членов Общества.

В июле 1941 года Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление, которым на ОСОАВИАХИМ возлагалась ответственность за организацию всеобщей обязательной подготовки населения к противовоздушной обороне.

17 сентября 1941 года Вышло Постановление Государственного Комитета Обороны «О всеобщем обязательном обучении военному делу граждан СССР» (от 16 до 50 лет).

В октябре-ноябре 1941 года В Краснопресненском, Октябрьском, Первомайском, Сталинском, Таганском районах созданы учебно-стрелковые центры и стрелковые клубы.

В январе 1942 года Учебно-стрелковые центры были развернуты во всех районных организациях Общества. В течение года в них было подготовлено более 25 тысяч специалистов — пулемётчиков, снайперов, истребителей танков, «ворошиловских стрелков». Каждый учебно-стрелковый центр имел летний и зимний лагерь, боевое стрельбище с дистанцией стрельбы не менее 800 метров, лыжную базу, учебные поля, инженерные и сапёрные городки, учебно-методические кабинеты. Основной базой учебно-стрелковых центров Московской городской организации ОСОАВИАХИМа являлись Мытищинский и Румянцевский полигоны, отвечающие указанным выше требованиям.

В начале 1943 года при первичных организациях ОСОАВИАХИМа стали создаваться отделения, взводы, роты, батальоны, которые становились основной организационной формой военного обучения и воинского воспитания граждан.

В 1941—1945 года в годы Великой Отечественной войны в Москве действовали следующие учебные и спортивные организации городского Совета ОСОАВИАХИМа: 1-й и 2-й учебно-стрелковые центры, снайперская школа, военно-морская школа, 1-я, 2-я и 3-я школы ПВХО, 1-я и 2-я школы связи, автомотоклуб, Центральная школа связи, Дом радио, парашютно-планерный клуб, кавалерийская школа, клуб служебного собаководства, Мытищинский и Румянцевский полигоны. Московская городская организация ОСОАВИАХИМа подготовила свыше 383 тысячи военных специалистов, в том числе — снайперов — 11233, связистов — 6332, станковых пулеметчиков — 23005, ручных пулеметчиков — 42671, автоматчиков — 33102, миномётчиков — 15283, истребителей танков — 12906, бронебойщиков — 668. Клуб служебного собаководства вырастил, обучил и передал Красной Армии 1825 служебных собак. Более 3-х миллионов москвичей прошли в организациях ОСОАВИАХИМа подготовку по ПВХО. Осоавиахимовцы столицы собрали 3 миллиона 350 тысяч рублей денежных средств, на которые была построена колонна танков «КВ» и более 1 миллиона рублей на постройку шести штурмовиков ИЛ-2. Деятельность Московской городской организации ОСОАВИАХИМа в годы Великой Отечественной войны была высоко оценена Центральным Советом ОСО, который наградил её переходящим Красным Знаменем, навечно оставленным в столичной организации Общества.

В начале 1945 года в Москве в постоянно действующих формированиях ОСОАВИАХИМа насчитывалось 183 роты, сведенные в 41 батальон.

В 1946 году Образован Московский городской стрелково-спортивный клуб.

1 апреля 1947 года Созданы 1-й, 2-й и 3-й городские аэроклубы.

20 мая 1947 года Создан Московский городской радиоклуб.

В 1947 году Сформированы 4 автомотоклуба для подготовки специалистов для Вооруженных Сил — Дзержинский, Киевский, Куйбышевский, Пролетарский.

16 января 1948 года Постановлением Совета Министров № 77 ОСОАВИАХИМ был разделен на три добровольных общества — Добровольное общество содействия армии (ДОСАРМ), Добровольное общество содействия авиации (ДОСАВ), Добровольное общество содействия флоту (ДОСФЛОТ).

26, 28, 29 июня 1948 года Состоялись первые Московские городские конференции ДОСАРМа, ДОСАВа и ДОСФЛОТа. В Москве работали 1-й и 2-й военно-морские клубы и городской военно-морской учебный центр.

С 1951 года вновь появилось единое всесоюзное Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту — ДОСААФ.

Руководители

Напишите отзыв о статье "ОСОАВИАХИМ"

Примечания

  1. [garf.ru/343_ussr.htm Общественно-политические организации](недоступная ссылка — историякопия)
  2. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=4796 СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР. ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 27 июля 1926 года "О ПЕРЕИМЕНОВАНИИ ВОЕННО-НАУЧНОГО ОБЩЕСТВА СОЮЗА ССР В «ОБЩЕСТВО СОДЕЙСТВИЯ ОБОРОНЕ СОЮЗА ССР»]
  3. [westwal.ru/cat?mode=descr&cat_id=141&item_id=807&CatSes=rwvfydyr Нагрудный знак Готов к ПВХО ОСОАВИАХИМ СССР РККА — WestWall.ru]

Ссылки

  • [aviafalerist.narod.ru/ussr/Osoaviaxim/Osoaviaxim.html Знаки ОСОАВИАХИМ СССР]

Отрывок, характеризующий ОСОАВИАХИМ

В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.