Авидья

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ави́дья (санскр. अविद्या, avidyā IAST, букв. «отсутствие знания», «неведение») — в индийской философии — незнание или «исходная омрачённость сознания», являющаяся корневой причиной «неподлинного восприятия мира» и противодействующая «постижению сущности бытия»[1].





В индуизме

В упанишадах авидья является противоположностью видье[1], знанию, иллюзия, которая порождается чувственным восприятием. Синонимы: аджняна, випарьяя.

В философии Шанкары (адвайта-веданте) авидья является главным препятствием для постижения единого Брахмана, создаёт мир множественности и связанное с ним движение, изменение. Освобождение от цепи перерождений возможноК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3385 дней] через изучение Вед и в особенности Упанишад. Упанишады разрушают обычный стиль мышления, кружащегося в пределах майи, уничтожают авидью — неведение и указывают путь к освобождению.

В буддизме

В буддизме авидья является одной из главных клеш (омрачений) и оков, создающих у человека привязанность к существованию и мешающих прекращению дуккхи и достижению нирваны. Другое название авидьи — моха (обман, заблуждение). Вместе с гордыней и гневом авидья составляет три корня зла, являясь при этом опорой для побочных корней и всех неблагоприятных состояний (акушала-дхарма)[2].

Авидья является причиной, вследствие которой существа действуют и мыслят таким образом, что это приводит их к радости и к страданию, а затем к последующим перерождениям. Авидья стимулирует процесс «конструирования ложных концепций (диттхи)», вследствие чего появляется затруднение в познании непостоянства существования и отсутствия самости — «я», что вызывает дуккху[3].

Авидья определяется как первая из 12 ступеней-нидан в буддийской схеме человеческого бытия. Данная схема является замкнутой и образует «порочный круг», вследствие чего авидья не является «абсолютным началом или первопричиной сан­сары». Авидья находится наравне со всеми остальными элементами цепочки и является как их следствием, так и их причиной. Авидья считается корневой причиной только в переносном смысле. Это указывается, например, в Ангуттара-никае: «Непостижимо начало неведения, о монахи, до которого неведения не было и после которого оно появилось. Однако постижимо, что у неведения есть условие». Буддагхоса также указывал, что авидья «небеспричинна, ибо причина её определяется так: с возникновением омрачений (асава) возникает неведение»[3].

Для избавления от авидьи в первую очередь необходима интуитивная мудрость — праджня, которая появляется при практике осознавания (смрити), терпении (кшанти) и медитации (дхьяны). Также для избавления от авидьи необходимо правильное понимание четырёх благородных истин. Авидья исчезает при достижении архатства[3].

В других религиях и учениях

Термин «авидья» также используется в теософии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Авидья"

Примечания

  1. 1 2 Исаева, 2009, с. 48.
  2. Лысенко, 2011, с. 81.
  3. 1 2 3 Лысенко, 2011, с. 82.

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Авидья

Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.