Авильский фарс
Авильский фарс (исп. Farsa de Ávila) — эпизод мятежа кастильских грандов против короля Энрике Бессильного, когда 5 июня 1465 года под Авилой инсургенты объявили его низложенным и провозгласили новым королём его малолетнего брата Альфонса (под именем Альфонса XII).
Хуан Пачеко, прежде всесильный фаворит короля, в середине 1460-х был оттеснён с первых позиций новыми любимцами короля из дома Мендоса, а также Бельтраном де ла Куэвой, фаворитом королевы. Ослабление позиций Пачеко почувствовали на себе все те, кто был связан с ним узами дружбы и родства, — адмиралы Энрикесы, графы Пласенсия и Альба, Веласко Младший. К инсургентам присоединилась и католическая церковь в лице архиепископов Сантьяго, Севильи и Толедо. Партия магнатов 11 декабря 1464 года предъявила королю ультиматум — либо он идёт на уступки, либо будет низложен.
О низложении Энрике IV было объявлено в Пласенсии 27 апреля 1465 года, однако формальная церемония низложения была проведена 5 июня неподалёку от Авилы в присутствии малолетнего инфанта Альфонса. На большой, издалека видной платформе было выставлено деревянное чучело короля в чёрных одеяниях, со скипетром и мечом в обеих руках. Хуан Пачеко, Альфонсо Каррильо, графы Пласенсия и Бенавенте и другие магнаты зачитали перед чучелом длинный список обвинений, где фигурировали нежелание воевать с маврами, пристрастие к мужеложству и половое бессилие. Также было указано, что инфанта Хуана не может быть его дочерью и, следовательно, наследовать кастильский престол. По окончании речей архиепископ Каррильо снял с чела истукана корону, граф Пласенсия отобрал у него меч, а граф Бенавенте — скипетр, после чего граф Миранда повалил чучело наземь с криком: «Ниц, содомит!» (A tierra, puto!) После этого спектакля на сцену поднялся инфант Альфонс, и инсургенты принялись целовать отроку руки.
События в Авиле не произвели большого впечатления на сторонников короля, которые окрестили их фарсом. С этим именем церемония низложения и вошла в испанскую историю. Хотя сторонники Альфонса контролировали ряд крупных городов, включая Бургос, инфанта все считали марионеткой в руках Хуана Пачеко. Когда наследник умер (1468), а его сестра Изабелла тайно сочеталась браком с Фердинандом Арагонским (1469), сам Пачеко и большинство его сторонников переметнулись на сторону инфанты Хуаны, объявив о примирении с королём. Началась война за кастильское наследство.
См. также
Напишите отзыв о статье "Авильский фарс"
Литература
- Ohara, Shima. [www.cervantesvirtual.com/FichaObra.html?Ref=12764&portal=33 La propaganda política en torno al conflicto sucesorio de Enrique IV]. Universidad de Valladolid, 2004.
Отрывок, характеризующий Авильский фарс
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.
Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
