Авл Постумий Туберт
| Авл Постумий Туберт лат. Aulus Postumius Tubertus | ||
| ||
|---|---|---|
| 434 до н. э. | ||
| ||
| Род: | Постумии | |
Авл Постумий Туберт (лат. Aulus Postumius Tubertus) — римский политик и военачальник, начальник конницы в 434 до н. э., диктатор в 431 до н. э.
В 434 до н. э., в виду угрозы войны с этрусками, назначенный диктатором Мамерк Эмилий Мамерцин назначил Постумия начальником конницы. Так как тревога оказалась ложной, они вскоре сложили полномочия[1].
В 431 до н. э. консул Тит Квинкций Пуниец назначил своего зятя Постумия диктатором для войны с вольсками и эквами. Начальником конницы стал Луций Юлий Юл. Вместе с Квинкцием диктатор разгромил соединенные силы вольсков и эквов в большом сражении при Альгиде, после чего справил триумф[2].
Рассказывали, что Постумий приказал за нарушение воинской дисциплины казнить своего сына, без приказа пошедшего в атаку[3]. Ливий и Диодор Сицилийский, которые также передают эту историю, считают её невероятной, причём первый в качестве доказательства сообщает, что римляне подобную суровость называют «Торкватовой», а не «Постумиевой», а значит Манлий Торкват был первым военачальником, обезглавившим собственного сына[4].
Напишите отзыв о статье "Авл Постумий Туберт"
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Авл Постумий Туберт
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
