Авода Зара

Авода Зара (ивр. ‏עבודה זרה‏‎ букв. служение чужим (силам) то есть идолопоклонство) — в иудаизме один из 10 трактатов четвёртого раздела (Незики́н) Мишны, которая является частью Талмуда. Трактат Авода Зара посвящён вопросам взаимоотношений между иудеями и язычниками.

Тора строго предписывает иудеям сторониться от идолопоклонства в любой форме, и запрещает проявлять к нему интерес. Иудеям также предписано отторгать угрозу ассимиляции в чужую культуру.

В силу самого предмета обсуждения данного трактата, Авода Зара, является одним из самых спорных трактатов в Талмуде. Данный трактат часто подвергается критике со стороны христианства. Христианская церковь рассматривает данный трактат как попытку представить христиан идолопоклонниками.

В трактате 5 глав и 76 листов.

Краткое описание глав

Первая глава

За три дня до и три дня после праздников идолопоклонников, Мишна запрещает еврею вступать в любые контакты с язычниками. Нельзя одалживать им (вещи) или брать у них (вещи) в долг, одалживать им деньги или брать у них деньги в долг или возвращать им долги. Так как эти действия могут радовать язычника, за что он будет благодарить идолов.

Однако, еврей может вступать в торговые отношения с язычником вне города, где идет языческое празднество, еврей также может приобрести товар в лавке язычника в городе, где идут празднества, при условии, что эта лавка не украшена языческими символами и убранствами, посвящённые этим торжествам.

Вторая глава

Проблемы возникающие при продаже или предоставлении на время идолопоклоннику крупного и мелкого рогатого скота. Мелкий рогатый скот можно продавать, но крупный — запрещено, так как существует опасение, что язычник может использовать животное для работы в Шаббат. Однако, если у этого животного есть какой-нибудь изъян, то продавать такое животное разрешается.

Мишна разрешает евреям строить совместно с идолопоклонниками здания для развлечения, купальни, но не разрешается строить здания, которые могут послужить идолопоклонству.

Тора разрешает евреям покупать у идолопоклонников рыжих коров (которые использовались евреями для жертвоприношения во времена иудейских храмов, корову резали, сжигали и её пеплом, смешанным с водой очищали людей от тумы (духовной нечистоты)). Если рыжая корова стала предметом осквернения со стороны язычника, то она становилась непригодной для жертвоприношения. Для избежания этого, евреям предписывалось стеречь рыжую корову с самого её рождения. Согласно Мишне, однако, это не исключало, что идолопоклонники не могли не осквернить мать этой рыжей коровы, во время, когда она носили плод в чреве, в этом случае, такая корова тоже будет считается непригодной. Для избежании этой опасности иудеям предписывалось наблюдать за матерью рыжей коровы ещё до зачатия, и даже за матерью её матери. Талмуд предписывает евреям способ увеличить вероятность того, что корова произведёт на свет телку, у которой, в свою очередь родится телёнок, из которого вырастет рыжая корова. Согласно Талмуду, для этого в момент зачатия перед глазами коровы необходимо держать красный стакан, и это действие повышает шансы на то, что у дочери этой коровы родится рыжая телка.

Третья глава

Иудеям предписано, что если они найдут у себя дома предметы домашнего обихода, на которых имеется изображение солнца, луны, звёзд или дракона, он должен отнести и выбросить их в солёное море. Однако, такие предметы разрешается еврею хранить дома для учебных целей.

Четвёртая глава

Запрещено пить, покупать или продавать вино, к которому прикоснулся идолопоклонник. Иудеям запрещено получать деньги за участие в процессе изготовления, разлива и транспортировки вина, сделанного идолопоклонником, который использует его в ритуалах служения идолам.

Пятая глава

В данной главе обсуждаются ситуации, в которых кошерное вино может превратиться в яин несех, то есть в вино, предназначенное для ритуалов поклонения идолам. Например, если во время переливания кошерного вина из бочки в сосуд идолопоклонника использовалась воронка, то оставшиеся капли вина, при переливе вина в кошерный сосуд покупателя-еврея используя ту же воронку, сделают вино некошерным, и пользоваться этим вином покупателю-еврею запрещается.

См. также

• Кашрут

Литература

• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Talmud/avodahzara_toc.html Avoda Zara. Jewish Virtual Library.]
• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Talmud/talmudtoc.html The Talmud. Full text in English. Jewish Virtual Library.]

Отрывок, характеризующий Авода Зара

– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.