Авраамов, Николай Юрьевич

Николай Юрьевич Авраамов
Дата рождения	7 июня (19 июня) 1892(1892-06-19)
Место рождения	Баку, Российская империя
Дата смерти	3 апреля 1949(1949-04-03) (56 лет)
Место смерти	Ленинград
Принадлежность	Российская империя Российская империя-> СССР СССР
Род войск	СССР СССР
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война, Великая Отечественная война
Награды и премии	Российской империи Советские

Николай Юрьевич Авраамов (1892—1949) — морской офицер, участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн, член Центробалта, командующий Чудской военной флотилией, командир Осиновецкой военно-морской базы, заместитель командующего Ладожской военной флотилии, военный педагог, начальник школы юнг Северного флота, начальник Ленинградского военно-морского подготовительного училища, капитан 1 ранга, основатель морской династии.

Биография

Николай Юрьевич Авраамов родился 7 июня (19 июня) 1892 года в г. Баку в потомственной дворянской семье. В 1906 году, после окончания гимназии, поступил кадетом в Морской корпус. В службе с 1909 года. 2 мая 1912 года произведён в корабельные гардемарины. За отличную учёбу был удостоен права проходить корабельную практику на военных кораблях Англии. 5 октября 1912 года был произведён в мичманы по экзамену. В декабре 1912 года был назначен вахтенным начальником, младшим артиллеристом крейсера «Громобой» Балтийского флота.

Участие в Первой мировой войне

Участник Первой мировой войны. В 1915 году окончил Офицерский Артиллерийский класс в Гельсингфорсе и вернулся на крейсер «Громобой». Был назначен командовать ротой отдельного батальона «охотников», созданной из матросов-штрафников, среди которых оказался списанный с флагманского корабля «Император Павел I» матрос-электрик Павел Дыбенко (впоследствии 1-й народный комиссар по морским делам РСФСР). Зимой 1916 года под Ригой, во время разведывательной вылазки «охотников» в тыл немцев, Авраамов был тяжело ранен. Находился на лечении в морском госпитале. 10 апреля 1916 года был произведён в лейтенанты флота.

В августе 1916 года был назначен артиллерийским офицером, старшим помощником командира эскадренного миноносца «Лейтенант Ильин».

Участие в Гражданской войне

В 1917 году Авраамов был избран командиром корабля и председателем судового комитета, позже был избран членом Гельсингфорского совета рабочих, крестьян и солдат, и по рекомендации Дыбенко членом артиллерийской секции Центробалта. До марта 1918 года Авраамов служил старшим офицером на эсминце «Лейтенант Ильин». Являлся участником Ледового похода кораблей Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт.

С апреля 1918 года был инспектором по снабжению топливом Водного транспорта Балтийского флота. В мае 1920 года был направлен флагманским артиллеристом (флагарт) Штаба командующего Морскими силами Республики (Штаб Коморси) Юго-Запада в Николаев на Черноморский флот, участвовал в освобождении Очакова и Новороссийска. Затем выполнял обязанности инспектора портов, а в июле-августе 1920 года служил заместителем флагарта штаба Чёрного и Азовского морей. В середине августа 1920 года в порту Ахтари белые высадили экспедиционную армию. Для отражения удара была создана морская дивизия. Одним из батальонов дивизии моряков командовал Авраамов. У хутора Сукко его ранило в голову, но он не покинул поля боя. В августе 1920 года военмор Авраамов был назначен начальником артиллерии штаба Кавказского сектора в городе Новороссийске, а затем до февраля 1921 года служил начальником артиллерии и начальником Новороссийского укреплённого района.

В феврале-августе 1921 года исполнял обязанности начальника Туапсинского укрепрайона кавказского побережья. С августа по сентябрь 1921 года был военно-морским экспертом комиссии по чистке личного состава флота в Севастополе. В октябре 1921 года назначен командиром канонерской лодки «Эльпидифор» № 413. Заболел и до апреля 1922 года находился в госпитале в Батуми и Тифлисе. Был демобилизован из РККФ по инвалидности.

Неоднократно Авраамов подавал рапорты в наркомат по военно-морским делам с просьбой о возращении на службу. В апреле 1925 года был назначен помощником командира Учебного отряда кораблей Морских сил Чёрного моря по учебной части. С июля 1925 по октябрь 1926 года исполнял обязанности начальника Учебного отряда, а затем служил начальником распорядительно-строевого отдела штаба Черноморского флота, а позже, до ноября 1930 года — начальником отдела и Управления комплектования штаба флота Морских сил Черного моря. Был награждён Реввоенсоветом Морских сил Чёрного моря серебряным портсигаром, на крышке которого было выгравировано: «Испытанному бойцу за дело пролетариата тов. Авраамову Н. Ю. РВСМСЧМ, 1918 — 23.11.1928 г.».

Репрессии

В ноябре 1930 года Авраамов был репрессирован, как бывший офицер Императорского флота России и демобилизован со службы. 6 июня 1931 года был осуждён за «участие в контрреволюционной организации Морских сил Чёрного моря» и приговорён к расстрелу. 28 ноября 1931 года это решение было заменено на 10 лет заключения в концлагере. Авраамов находился в тюремном заключении около двух лет, сначала в Севастополе, а затем — в Симферополе. В ноябре 1932 года досрочно был освобождён.

В январе 1932 года приказ о демобилизации был отменён, и Авраамов был восстановлен на службе, но с понижением в звании до капитана 2 ранга. Назначен на преподавательскую работу. С января 1932 по сентябрь 1939 года был преподавателем, затем старшим преподавателем, начальником цикла военно-морской практики Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. В 1934 году Н. Авраамов составил учебное пособие «Шлюпка. Ответы к вопроснику по подготовке слушателей и курсантов к сдаче испытаний на командира шлюпки», по которому учились многие поколения моряков.

17 сентября 1939 года лично нарком ВМФ СССР Н. Г. Кузнецов в своём кабинете восстановил звание капитана 1 ранга Авраамову. До февраля 1941 года Авраамов служил в должности инспектора, старшего инспектора управления морской подготовки Управления военно-морских учебных заведений, а затем до июля 1941 года был начальником кафедры морской практики в Высшем военно-морском инженерном училище имени Ф. Э. Дзержинского.

Участие в Великой Отечественной войне

Начало Великой Отечественной войны застало Н. Авраамов на Чудском озере, где он руководил практикой курсантов военно-морского инженерного училища. 3 июля 1941 года на базе дивизиона учебных кораблей Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф. Э. Дзержинского была создана Чудская военная флотилия, командующим которой был назначен Авраамов.

Флотилию составили канонерские лодки — бывшие учебные корабли «Нарова», «Эмбах», «Тарту», «Исса», небольшие вооружённые пароходы, буксиры и суда. Флотилия получила задачу содействовать сухопутным войскам в обороне Гдовского участка Ленинградского фронта. Она вела боевые действия в июле-августе 1941 года. После потери Гдова флотилия продолжала боевые действия из Муствэ на западном берегу Чудского озера. 13 августа, после занятия противника всего берега Чудского озера, суда флотилии были затоплены. Моряки сошли на берег и участвовал в сухопутных боях северо-восточнее города Кингисеппа. Часть моряков флотилии вошли в партизанские отряды. 20 августа Авраамов во главе 189 курсантами прибыл в Ленинград, 27 августа Чудская военная флотилия приказом командующего Морской обороной Ленинграда и Озерного района была расформирована.

С сентября 1941 года был Уполномоченным по выполнению операций по снабжению водным путём города Ленинграда, войск Ленинградского фронта и Балтийского флота вооружением и продовольствием, являлся заместителем командующего Ладожской военной флотилии, с декабря 1941 по май 1942 года Авраамов был первым командиром Осиновецкой военно-морской базы, где организовал работу в зимний период по углублению бухт и гаваней, созданию новых причалов, пристаней и волноломов, что позволило обеспечить оперативные перевозки на глубокосидящий кораблях войск и оружия. В мае 1942 года был назначен начальником курсов младших лейтенантов Балтийского флота, с января 1943 по апрель 1944 года был начальником Школы юнг, расположенной на Соловецких островах. В числе юнг был и будущий писатель В. Пикуль.

В апреле 1944 года Авраамов получил назначение на должность начальника Ленинградского военно-морского подготовительного училища. В сентябре 1946 года был освобождён от должности и назначен в распоряжение Управления кадров ВМС. С октября 1946 по октябрь 1948 года являлся заместителем начальника НИИ аварийно-спасательной службы, после чего вышел в отставку.

Умер Н. Ю. Авраамов 3 апреля 1949 года в Ленинграде, похоронен на Серафимовском кладбище.

Семья

Николай Юрьевич Авраамов основатель морской династии Авраамовых. Был женат на Тамаре Николаевне, которая многие годы была служащей ВМФ. В семье было двое детей. Дочь Наталья — умерла в ранние годы, сын Георгий — пошёл по стопам отца, окончил в 1944 году Нахимовское училище, Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе, стал моряком, начальником Черноморского высшего военно-морского училища имени П. С. Нахимова, вице-адмиралом. Морскую династию Авраамовых продолжил внук Николая Юрьевича, его тёзка Николай — окончил ЛНВМУ, ВВМУ имени М. В. Фрунзе, стал командиром корабля, капитаном 2 ранга. Правнуки Антон и Павел также окончили Санкт-Петербургский военно-морской институт (бывшее Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе) и стали морскими офицерами.

Награды

Российской империи:

• орден Святого Станислава 3 степени с мечами и бантом (29 мая 1915);
• орден Святой Анны IV степени с надписью «За храбрость»,
• орден Святой Анны III степени с мечами и бантом,
• орден Святого Владимира IV степени с мечами и бантом,
• светло-бронзовая медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых» (1913);

Советские:

• орден Ленина (1945),
• орден Красного Знамени (1942, 8 декабря 1944, 1944),
• орден Отечественной войны I степени (дважды, первый орден 27 апреля 1944),
• орден Красной Звезды (1945),
• медали, в том числе медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии», медаль «За оборону Ленинграда» (11 ноября 1943), медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и др.

Библиография

• Авраамов Н. Ю. Трафальгарское сражение. М.: Воениздат, 1938.
• Авраамов Н. Ю. Судоподъем, 1938.
• Авраамов Н. Ю. Подвысоцкий Б. М. Морская практика. Управление маневрами корабля. — М: Военмориздат, 1939.
• Авраамов Н. Ю. На воде. Военная библиотечка комсомольца. Молодая гвардия. 1941. — 76 с.
• Авраамов Н. Ю. Управление маневрами корабля. Практическое пособие для командиров и курсантов ВМФ. М.-Л.: Военно-морское изд-во НКВМФ СССР, 1939 г. 184 с.
• Авраамов Н. Ю. Подготовка и выгрузка грузов. 1939.
• Авраамов Н. Ю. Основы военно-морского дела. 1940.
• Авраамов Н. Ю. Борьба за живучесть и содержание корабля в исправности на воде. 941.
• Авраамов Н. Ю., Федотов В. Н. Военно-морское дело. Часть 2. Шлюпочное дело. М. Воениздат Министерства ВС Союза ССР. 1948.

Память

Николаю Юрьевичу Авраамову писатель-маринист Валентин Пикуль посвятил свою первую книгу «Океанский патруль», которая вышла в свет в 1964 году. В первых строках этой книги писатель записал «Памяти друзей-юнг, павших в боях с врагами, и светлой памяти воспитавшего их капитана 1-го ранга Николая Юрьевича Авраамова посвящает автор эту свою первую книгу».

В 1981 году Валентин Саввич посвятил семье Авраамовых ещё одну книгу «Три возраста Окини-сан», где записал «Супружеской чете Авраамовых — Эре Павловне и Георгию Николаевичу, в семье которых уже три поколения служат Отечеству на морях».

В 1999 году имя Николая Юрьевича Авраамова было занесено в «Золотую книгу Санкт-Петербурга».

Ссылки

• [www.ourbaku.com/index.php5/Авраамов_Николай_Юрьевич_-_Kапитан_1-_го_ранга_Советского_флота,_педагог-_воспитатель. Авраамов Николай Юрьевич - Kапитан 1- го ранга Советского флота, педагог-воспитатель.]. Сайт «Наш Баку». Проверено 12 октября 2015.

Отрывок, характеризующий Авраамов, Николай Юрьевич

– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.