Авраам (епископ Каррийский)

Авраам, Авраамий
Αβραάμης
Почитается	в Православии и Католичестве
В лике	преподобных, святителей
День памяти	в Православии — 14 (27) февраля, 14 февраля; в Католичестве — 14 февраля.
Подвижничество	молитвенный подвиг пост

Авраа́м или Авраа́мий (др.-греч. Αβραάμης; около 350 - между 422 и 444) — христианский подвижник, сирийский пустынник, епископ города Карра, преподобный.

Сведения о жизни Авраама сообщает Феодорит Кирский в 17 главе своей книги «История боголюбцев». Авраама родился вблизи города Кира. Он стал монахом. Бдением, стоянием на молитве и постом Авраам так изнурил своё тело, что очень долгое время оставался неподвижным, он не мог ходить. Получив чудесное исцеление от Бога, в благодарность Всевышнему за него, Авраам решил подвергнуть себя спасительным опасностям. Он скрыл своё монашество и переселился в одно большое селение Ливан (др.-греч. Λίβανος), о котором узнал, что оно покрыто мраком нечестия. В окрестность селения Ливана выращивали орехи. Под личиной купца, Авраам вместе с другими купцами пришёл в Ливан с мешками, как будто с намерением купить орехов. Он нанял дом за небольшую плату и три или четыре дня безмолвствовал в нём. Авраам вместе с другими христианами в доме начали совершать негромко богослужения. Когда местные жители услышали пение псалмов, то глашатай созвал всех мужчин и женщин из селения; а они завалили двери дома Авраама, а потом принесли большое количество земли и с кровли сбросили её внутрь дома. Несмотря на это, обитатели дома продолжали только молиться Богу. По повелению старейшины жители остановили свой гнев, открыли дверь, разметали землю и приказали удалиться Аврааму и его спутникам из селения. Пока происходили вышеописанные события, в селение пришли сборщики податей и начали жестоко наказывать жителей за неуплату, одних заключали в кандалы, а других били бичами. Авраам решил отплатить добром за зло местным жителям, он стал поручителем, он обещал сборщикам налогов через определённое время достать сто золотых монет, которых не хватало. Местные жители, плохо обошедшиеся с ним, удивились его человеколюбию и просили у прощения Авраама и приглашали его быть их покровителем. Авраам отправился в город Эмеса и нашёл в нём своих знакомых, взял у них взаймы сто золотых монет, возвратившись в селение Ливан, выплатив подати за местных жителей. После этого жители просили Авраама быть их покровителем. Авраам согласился с условием — в Ливане будет построена христианская церковь. Местные жители дали согласие и церковь была построена. После этого они уговорили Авраама, и тот стал священником в церкви. Прожив три года и подготовив священников для церкви, Авраам покинул селение и удалился вновь в свою монашескую келью. Авраам затем стал епископом в Карах. Являясь архиереем, Авраам продолжил строгую аскетическую жизнь: он питался малым количеством хлеба и воды, обходился без постели и не зажигал огонь. По ночам он совершал попеременно сорок псалмопении, заполняя промежутки между ними двойным количеством молитв; к концу ночи садился на стул и немного спал сидя на нём. Кроме хлеба Авраам ел сырую зелень: салат, цикорий и петрушку, плоды. Он не употреблял пищу, приготовленную на огне. Одежда Авраама была грубой и сшита была из шкур животных. Несмотря на своё воздержание, Авраам для странников, заходивших к нему, всегда имел готовые и постель, и хлеба — чистые и вкусные, и ароматное вино, и рыба, и овощи, и всё иное подобное. В полдень он сам прислуживал странникам за столом , кормил их, но при этом сам ничего не ел из трапезы, приготовленной для странников. Кроме этого, Авраам был мудрым судьёй в городе, справедливо решая все споры между жителями города. Император услышал об Аврааме и приказал ему явиться в столицу. Авраам разговаривал только на сирийском языке и ни слова не понимал по-гречески; несмотря на это, когда он приехал в Константинополь, император и его дети припали к рукам и коленам старца и просили благословения. В столице Авраам и умер. Император хотел положить мощи Авраама в столице, но затем решил отдать тело умершего жителям города Карры. Император сам вызвался проводить тело умершего до пристани, во время проводов он шёл впереди всех; за ним следовал хор цариц , потом — начальствующие и подчинённые, воины и люди простые. По морю тело Авраама привезли в Сирию. С торжеством гроб Авраама был встречен в Антиохии и в других городах, до самой реки Евфрат. К берегу реки стеклись как местные жители, так и чужестранцы, они все наперебой старались получить благословение от покойного. Гроб сопровождало множество ликторов, которые устрашали бичами покушавшихся снять с тела почившего одежды, чтобы получить от них хотя бы небольшой лоскуток. Вся траурная процессия сопровождалась псалмопениями и плачевными песнями.

В первоисточнике — у Феодорита год смерти Авраама не указан, не указано и имя императора, который принял Авраама в столице, автор статьи в Православной энциклопедии М. В. Грацианский считает, что Авраам умер между 422 и 444 годами.

Ссылки

• [azbyka.ru/otechnik/Feodorit_Kirskij/istorija-bogoljubcev/#0_18 Феодорит Кирский. «История боголюбцев». XVII. АВРААМ]
• Феодорит Кирский. [azbyka.ru/otechnik/Feodorit_Kirskij/cerkovnaya_istoriya/4_28 Церковная история, Книга 4, Глава 28. Какие другие монахи просияли в то же время.]
• [www.saint.gr/714/saint.aspx Βίος Αγίου. Όσιος Αβραάμης. 14 Φεβρουαρίου]
• [www.synaxarion.gr/gr/sid/2134/sxsaintinfo.aspx ΜΕΓΑΣ ΣΥΝΑΞΑΡΙΣΤΗΣ Ὁ Ὅσιος Ἀβραάμης. 14 Φεβρουαρίου]
• [sobornik.ru/text/prolog/prolog12-02/page/prolog02-14.htm ПРОЛОГ, Первая половина (сентябрь—февраль) -16.XII. 1642 (15.XII.7150—16.XII.7151). Михаил; Иосиф. 14 февраля. Память преподобнаго отца нашего Аврама.]
• [ru.wikisource.org/wiki/Жития_святых_(Димитрий_Ростовский)/Ноябрь/3#.D0.9F.D0.B0.D0.BC.D1.8F.D1.82.D1.8C_.D0.BF.D1.80.D0.B5.D0.BF.D0.BE.D0.B4.D0.BE.D0.B1.D0.BD.D0.BE.D0.B3.D0.BE_.D0.9C.D0.B0.D1.80.D0.BA.D0.B8.D0.B0.D0.BD.D0.B0 Жития святых — 14 февраля автор Димитрий Ростовский. Память святого Авраама, епископа Каррийского.]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003960155#?page=108 «Православная богословская энциклопедия» (1900—1911). Том 1. колонка 183-185.]
• [www.pravenc.ru/text/62852.html Авраам, епископ Каррийский] // Православная энциклопедия. Том I. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. — С. 156. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-006-4
• Acta Sanctorum [archive.org/stream/actasanctorum05unse#page/768/mode/2up February part 2 (Feb 7-17) p. 768-769.]

Отрывок, характеризующий Авраам (епископ Каррийский)

Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.