Аврово

Посёлок Аврово Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Волховский Городское поселение Сясьстройское Координаты 60°05′33″ с. ш. 32°34′45″ в. д.60.092515° с. ш. 32.579149° в. д. / 60.092515; 32.579149    Прежние названия Аврора Население ↘332 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81363 Почтовый индекс 187432 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41209856002 41 209 856 002] Показать/скрыть карты Аврово Москва Санкт-Петербург Аврово Аврово

Аврово — посёлок в Сясьстройском городском поселении Волховского района Ленинградской области.

История

По данным 1966 года посёлок в составе Волховского района не значился.

По данным 1973 года посёлок назывался Аврора и входил в состав Пульницкого сельсовета Волховского района.

По данным 1990 года посёлок назывался Аврово и также входил в состав Пульницкого сельсовета.

В 1997 году в посёлке Аврово Пульницкой волости проживали 438 человек.

В 2007 году в посёлке Аврово Сясьстройского ГП — 430.

География

Посёлок находится в северной части района к югу от города Сясьстрой на автодороге Н37 (41К-056).

Расстояние до административного центра поселения — 8 км.

Посёлок расположен на правом берегу реки Сясь.

Демография

Численность населения
1997	2007	2010
438	↘430	↘332

<timeline> ImageSize = width:200 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:438 ScaleMajor = unit:year increment:200 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:438 width:15  text:438 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:430 width:15  text:430 textcolor:red fontsize:8pxx
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:332 width:15  text:332 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Улицы

Лесная, Набережная, Центральная.

Отрывок, характеризующий Аврово

Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.