Австралийские языки
Поделись знанием:
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
(перенаправлено с «Австралийская семья»)
| Австралийские | |
| Таксон: |
языки |
|---|---|
| Статус: |
географическое объединение языков |
| Ареал: | |
| Число носителей: |
55 695[1] |
| Классификация | |
| Категория: |
Австралийские языки |
| Состав | |
|
263 языка | |
| Коды языковой группы | |
| ISO 639-2: |
aus |
| ISO 639-5: |
aus |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Австралийские языки — множество языковых семей и изолятов, на которых говорят аборигены Австралии и близлежащих островов. Языки острова Тасмания по традиции рассматриваются отдельно. Родственная связь между австралийскими языками строго не доказана. В настоящее время насчитывается 55 695 человек,[1] говорящих на австралийских языках, в основном лиц старшего поколения. Наиболее крупный язык — «язык Западной пустыни» (более 7000 говорящих[1]), делящийся на множество диалектов. Крупнейшая языковая семья — семья пама-ньюнга, занимающая 7/8 континента.
Всё множество языковых групп австралийских аборигенов условно можно разделить на:
- пама-ньюнганские языки (178 языков народов и племён согласно Ethnologue report);
- не-пама-ньюнганские языки (85 остальных языков, входящих в 15 отдельных языковых семей).
Первая группа составляет отдельную языковую семью пама-ньюнга, распространившуюся на 7/8 австралийского континента. Все остальные языковые семьи австралийских аборигенов — занимают лишь 1/8 территории (преимущественно на северо-западе Австралии). После начала процесса европейской колонизации континента наиболее пригодные для сельского хозяйства и промышленности территории были захвачены европейцами, особенно в прибрежных зонах, на юго-востоке, юго-западе Австралии, поэтому ареал языков австралийских аборигенов отодвинулся в центр континента, в области пустынь и гор.
История классификации
Первая попытка классификации всех австралийских языков была предпринята венским филологом Вильгельмом Шмидтом в начале XX века. Её результаты начали публиковаться в журнале Anthropos начиная с 1912 года, а позднее вышли в виде монографии [Schmidt 1919]. Основываясь на всестороннем обобщении имеющего весьма скудного материала, он пытался классифицировать все австралийские языки.
Следующей попыткой была типологическая классификация Артура Капелла, результаты которой были опубликованы в нескольких работах автора [1937; 1956; 1962]. Он разделил все австралийские языки на суффигирующие и префигирующие, а также пытался доказать родство всех австралийских языков. В ранних работах он постулировал существование «общего австралийского» (‘Common Australian’), который отличался от гипотетического «исходного австралийского» (‘Original Australian’). Впрочем, позднее Капелл разубедился в генетическом единстве всех австралийских языков. Он пишет о нескольких ранних австралийских языках (‘Early Australian’ languages), которые, по всей вероятности, не были родственны друг другу, и о более позднем распространении «общего австралийского» языка, который, по его мнению, является языком-предком для многих, но не всех австралийских языков. Он пишет о том, что существовал не один прото-австралийский язык, а ряд ранних австралийских языков [Capell 1975: 2].
Следующая значимая классификация стала результатом исследования, проведённого в 1959—1961 годах К. Хэйлом, Дж. О’Грэди и С. Вурмом (Kenneth Hale, Geoffrey O’Grady, Stephen Wurm) и их совместной работы в середине 1960-х годов вместе с Карлом и Флоренс Вогелин (Voegilin). Её результаты, основанные прежде всего на данных лексикостатистики, были опубликованы в 1966 году в журнале «Anthropological Linguistics». Главным выводом было постулирование единой макросемьи (англ. macro-phylum), включающей все австралийские языки кроме тасманийских, папуасского языка мириам (острова Торресова пролива), языков [парпарам] (Barbaram, Квинсленд) и аниуан (северо-восток Нового Южного Уэльса). Согласно этой работе, 228 отдельных языков объединяются в 29 семей, 28 из которых расположены на севере континента. 29-ю семью К. Хэйл назвал «пама-ньюнга» (в соответствии с терминами для слова ‘человек’, взятых из языков, находящихся на противоположных концах распространения этой семьи). Эта работа является основой современной классификации австралийских языков, хотя отдельные её моменты впоследствии пересматривались и дорабатывались.
Заметным исключением из общей тенденции являются лишь работы австралийского лингвиста Роберта Диксона, которые отвергает возможность применения лексико-статистического метода при построении классификации австралийских языков, считая, что в них базовая лексика подлежит заимствованиям в такой же степени, как и остальная лексика. Более того, он ставит под сомнение использование традиционного сравнительно-исторического метода при реконструкции пра-австралийского языка и предлагает несколько иные варианты группировок австралийских языков низшего уровня. Впрочем, результаты работ Диксона не являются общепринятыми, и недавние исследования группы лингвистов из Мельбурнского университета во главе с Ником Ивансом (Nick Evans) скорее подтверждают результаты работ Хэйла и других.
Классификация
Ниже приводится классификация, основанная на последних работах Ника Иванса и его коллег, с указанием основных несоответствий с другими классификациями. Семьи и изоляты перечисляются по возможности по часовой стрелке с запада на восток.
- Нюлнюльская семья (Nyulnyulan) (8 языков в двух ветвях) [признаётся Диксоном под названием «Fitzroy River»]
- Ворорская (Wororan) (7-12 языков в трёх ветвях) [Диксон считает ареальной группировкой (North Kimberley areal group), состоящей из трёх независимых семей: Worrora, Ungarinjin и Wunambal]
- Пунупская (Bunuban) (2 языка в двух ветвях) [признаётся Диксоном под названием «South Kimberley»]
- Тярракская (Jarrakan/Djeragan) (3-5 языков в двух ветвях) [признаётся Диксоном под названием Kitja/Miriwung]
- Йиррамская (тяминтюнгская; Yirram; 2-4 языков) [Диксон включает в миндийскую семью как West Mindi]
- Дейлийская (Daly; 11-19 языков в пяти ветвях) [Диксон считает ареальной группировкой, состоящей из 5 независимых семей]
- Тиви (Tiwi; общепризнанный изолят)
- Небольшие семьи и изолированные/неклассифицированные языки на севере п-ова Арнем-ленд
- Ларакия (Laragiya; изолят, ранее объединялся с вулна)
- Лимилнганская (Limilngan; 2 языка: вулна и лимилнган)
- Нгунпуть (Ngunbudj/ Gundudj; неклассифицированный, иногда включают в умбукарлскую семью)
- Нгатук (Ngarduk; неклассифицированный)
- Какутю (Gaagudju / Kakadu; изолят, возможно входит в арнемлендскую макросемью, ранее объединялся с кунвинькускими языками)
- Умпукала (Umbugarla; изолят, возможно входит в арнемлендскую макросемью или умбукарлскую семью)
- Нгурмпур (Ngurmbur; возможно входит в макро-пама-ньюнгскую макросемью)
- Пукунитя (Bugunidja; неклассифицированный, иногда включают в умбукарлскую семью)
- Кунтьейми (Kundjey’mi; неклассифицированный)
- Киимпиюская (мангерская; Giimbiyu; 3 языка; возможно входит в арнемлендскую макросемью)
- Иватьянская (от 4 до 8 языков в 4 ветвях; возможно входит в арнемлендскую макросемью) [единство семьи ставится под сомнение Диксоном (у него North-West Arnhem Land), делящим её на 4 группы]
- Пураррская (Burarran; 4 языка; возможно входит в арнемлендскую макросемью, ранее объединялись с кунвинькускими языками) [признаётся Диксоном под названием «Maningrida»]
- Кунвинькуская (Gunwinyguan; 15-17 языков в 6 ветвях; возможно входит в макро-пама-ньюнгскую макросемью) [Диксон считает ареальной группировкой (Arnhem Land group), включающей много групп]
- Энинтильяква (Enindhilyagwa /Andilyaugwa; изолят; иногда включается в кунвинькускую семью)
- Западнобарклийская (3 языка; включается Диксоном в миндийскую семью как East Mindi)
- Каравская (Garawan; 1-2 языка; входит в пама-ньюнгско-танкийскую надсемью) [признаётся Диксоном]
- Танкийская (Tankic; 4 языка; входит в пама-ньюнгско-танкийскую надсемью) [признаётся Диксоном]
- Минкин — неклассифицированный язык, возможно относится к иватьянским или танкийским языкам.
- Собственно пама-ньюнгская семья (около 175 языков в 14 ветвях) [единство отвергается Диксоном]
- Крупнейшими языковыми ветвями в пама-ньюнгской семье являются паманские языки и юго-западные языки Австралии — 43 и 52 отдельных языка соответственно.
Недавно предложенные надсемьи и макросемьи:
- Миндийская (Mirndi) — предложена Диксоном, включает йиррамские (West Mindi) и западнобарклийские языки (East Mindi)
- Арнемлендская макросемья (Arnhem Land macrofamily) — предложена Н. Ивансом, включает пураррскую, иватьянскую, киимпиюскую семьи и изоляты какутю и умбукарла (не путать с «Arnhem Land group» Диксона, которая соответствует кунвинькуской и пураррской семьям и изолятам какутю и энинтильяква)
- Макро-пама-ньюнгская макросемья — также предложена Н.Ивансом, включает:
- кунвинькуская семья
- нгурмпур — под вопросом
- пама-ньюнгско-танкийская надсемья:
- танкийская семья
- каравская семья
- пама-ньюнгская семья
См. также
- Языки Австралии, вкл. список живых австралийских языков с указанием численности по переписи 2006 года
- Языки Океании
- Письменность и транскрипция австралийских языков
- Языки жестов австралийских аборигенов
Напишите отзыв о статье "Австралийские языки"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Australian Bureau of Statistics. [www.censusdata.abs.gov.au/ABSNavigation/download?format=xls&collection=Census&period=2006&productlabel=Language%20Spoken%20at%20Home%20(Australian%20Indigenous%20Languages%20Only)%20by%20Sex&producttype=Census%20Tables&method=Place%20of%20Usual%20Residence&areacode=0 Language spoken at home (Australian Indigenous languages only)] (англ.) (2006). Проверено 10 декабря 2010. [www.webcitation.org/65Yok8BfC Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
Литература
- Беликов В. И. [tapemark.narod.ru/les/012c.html Австралийские языки] // Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: СЭ, 1990. — С. 12—13.
- Aikhenvald, Alexandra and R.M.W. Dixon (eds.) 2001. Areal Diffusion and Genetic Inheritance: Problems in Comparative Linguistics. Oxford: Oxford University Press.
- Anderson, Stephen. 2005. Review: Historical Linguistics/Australian languages: Bowern & Koch. [www.ling.ed.ac.uk/linguist/issues/16/16-1891.html]
- Blake, Berry J. 1982. Australian aboriginal languages. Angus & Robertson Publishers.
- Bowern, Claire; Harold Koch (eds.) 2004. Australian languages: Classification and the comparative method. Amsterdam: John Benjamins. Current Issues in Linguistics Theory 249.
- Bowern, Claire. 2005. Another Look at Australia as a Linguistic Area. Linguistic Areas. [www.ruf.rice.edu/~bowern/Mypapers/Bowern_Areas.pdf]
- Capell, Arthur. 1937. The structure of Australian languages. Oceania, 8.27-61.
- Capell, Arthur. 1956. A new approach to Australian linguistics. University of Sydney: Oceania Linguistic Monograph 1. 53
- Capell, Arthur. 1962. Some linguistic types in Australia. University of Sydney: Oceania Linguistic Monograph 7.
- Capell, Arthur. 1964. Linguistic survey of Australia. Canberra: Australian Institute of Aboriginal Studies.
- Capell, Arthur. 1971. History of research in Australian and Tasmanian languages // Sebeok, Thomas A. (ed.), pp. 661-720.
- Capell, Arthur. 1975. Ergative construction in Australian languages. Working papers in language and linguistics, Tasmanian College of Advanced Education.
- Curr, E.M. 1886—1887. The Australian race. Melbourne: John Ferres.
- Dixon, R.M.W. 1970. Proto-Australian laminals. Oceanic Linguistics 9: 79-103.
- Dixon, R.M.W. 1980. The languages of Australia. Cambridge: Cambridge University Press. 20. Dixon, R.M.W. 1982. Problems in Dyirbal dialectology // J. Anderson (ed.) Language form and Linguistic Variation: Papers dedicated to Angus McIntosh. pp. 43-73. Amsterdam: John Benjamins.
- Dixon, R.M.W. 1990. Summary report: Linguistic change and reconstruction in the Australian language family // P. Baldi (ed.), pp. 393-401.
- Dixon, R.M.W. 1997. The rise and fall of languages. Cambridge: Cambridge University Press.
- Dixon, R.M.W. 2001. The Australian linguistic area // Aikhenvald and Dixon, chap. 4, pp. 64-104.
- Dixon, R.M.W. 2002. Australian languages: their nature and development. Cambridge: Cambridge University Press.
- Dixon, R.M.W. and B.J. Blake (eds.). 1979. Handbook in Australian languages vol. 1. Canberra: ANU Press.
- Dixon, R.M.W. and B.J. Blake (eds.). 1981. Handbook in Australian languages vol. 2. Canberra: ANU Press.
- Dixon, R.M.W. and B.J. Blake (eds.). 1983. Handbook in Australian languages vol. 3. Canberra: ANU Press.
- Dixon, R.M.W. and B.J. Blake (eds.). 1991. Handbook in Australian languages vol. 4. The Aboriginal language of Melbourne and other grammatical sketches. Melbourne: Oxford University Press. 54
- Evans, Nicholas (ed.). 2003. The non-Pama-Nyungan languages of northern Australia: comparative studies of the continent’s most linguistically complex region. Canberra: Pacific Linguistics.
- Evans, Nicholas. Australian languages reconsidered: a review of Dixon (2002). University of Melbourne. [muse.jhu.edu/journals/oceanic_linguistics/vo44/44.1evans.pdf]
- Koch, Harold. 1997. Comparative linguistics and Australian prehistory // McConvell, Patrick and Nicholas Evans (eds.), pp. 27-43.
- Koch, Harold. 2004. A methodological history of Australian linguistic classification and subgrouping // Bowern, Claire and Harold Koch (eds.), pp. 17- 60.
- McConvell, Patrick and Nicholas Evans (eds.) 1997. Archaeology and linguistics: Aboriginal Australia in Global Perspective. Oxford University Press.
- O’Grady, G.N.; Tryon D.T. 1990. Studies in comparative Pama-Nyungan. Pacific Linguistics. Series C — 111. The Australian National University. 40.
- O’Grady, G.N., S.A. Wurm and K.L. Hale. 1966. Aboriginal languages of Australia. (a preliminary classification). Victoria, B.C.: University of Victoria.
- O’Grady, Geoffrey N. 1971. Australian language and dialect names // Sebeok, Thomas A. (ed.), pp. 1189-1204.
- O’Grady, Geoffrey N. 1971. Lexicographic research in Aboriginal Australia // Sebeok, Thomas A. (ed.), pp. 779-803.
- O’Grady, Geoffrey, C.F. Voegelin and F.M. Voegelin. 1966. languages of the world: Indo-Pacific fascicle 6. Anthropological Linguistics, 8.1-199.
- Schmidt, Wilhelm. 1919. Die Gliederung der australischen Spracehn. Vienna: Mecharisten-Buchdrückerei. [Translation by D. Clark, 1972. Canberra: Australian Institute for Aboriginal Studies].
- Schmidt, Wilhelm. 1919. Die Gliederung der australischen Sprachen. Vienna: Mecharisten-Buchdrückerei.
- Schmidth, Wilhelm. 1972. Classification of Australian languages, translated by D. Clark. Canberra: Australian Institute of Aboriginal Studies.
- Schulze, Wolfgang. 2004. Review of Dixon (2002). www.linguistlist.org/issues/14/14-1231.html
- Sebeok, Thomas A. (ed.) 1971. Current trends in linguistics. Volume 8: Linguistics in Oceania. The Hague: Mouton 50. Theses of the 16th International Conference on Historical Linguistics, «Australian Aboriginal languages» section. www.hum.ku.dk/ichl2003/abstracts/
- Walsh, Michael. Overview of indigenous languages of Australia // Suzane Romaine (ed) Language in Australia. Cambridge: Cambridge University Press, 1991 ISBN 0-521-33983-9
- Wurm, Stephen A. 1971. Classification of Australian languages, including Tasmanian // Sebeok, Thomas A. (ed.), pp. 721-778.
- Yallop, Colin. 1982. Australian aboriginal languages. Andre Deutsch
Ссылки
- [www.muturzikin.com/cartesoceanie/oceanie.htm Map of indigenous Australian languages] from Muturzikin.com
- [www.dnathan.com/VL/austLang.htm Aboriginal Languages of Australia]
- [www.foundingdocs.gov.au/pathways.asp The Horton map of Australian indigenous languages]
- [www.ethnologue.com/show_country.asp?name=AU Languages of Australia], as listed by Ethnologue
- [www.fatsil.org.au/images/pdfs/NILS-Report-2005.pdf National Indigenous Languages Survey Report 2005] PDF format, size 2.6 MB Accessed 16 February 2009
- [mundula.cs.mu.oz.au:3051/wild/browseprofiles.php AIATSIS Language guide]
- [www.aiatsis.gov.au/aboriginal_studies_press/aboriginal_wall_map/map_page AIATSIS clickable map]
- [www.ethnologue.com/14/show_iso639.asp?code=aus Ethnolog report on all languages by alphabetical order]
- Австралийские языки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Австралийские языки
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
