Австралийский вариант английского языка

Австрали́йский вариа́нт англи́йского языка́ (англ. Australian English) — один из основных вариантов английского языка, преимущественно используемый в Австралии. Хотя английский язык не имеет официального статуса в Конституции Австралии, австралийский английский де-факто является официальным языком Австралии и родным языком большинства населения.

Расхождения австралийского варианта с британским начались после основания колонии Новый Южный Уэльс в 1788 году, а факт того, что австралийский вариант отличается от британского, был признан в 1820 году. Он возник из-за смешения детей ранних поселенцев из большого разнообразия взаимопонятных диалектных регионов Британских островов и быстро превратился в отдельный вариант английского языка.

Происхождение

На самой ранней форме австралийского английского впервые говорили дети первых поселенцев Нового Южного Уэльса. Это первое поколение детей создало новый диалект, который впоследствии станет языком нации. Австралийские дети, рождавшиеся в новой колонии, подвергались языковому воздействию широкого спектра диалектов Британских островов, в частности из Ирландии и юго-восточной Англии.

Родившиеся в колонии дети создали новый диалект из факторов, присутствующих в речи, которую они слышали вокруг, и предоставляли возможность для выражения солидарности сверстников. Даже когда прибывали новые поселенцы, новый диалект был достаточно сильным, чтобы рассеять влияние других форм речи.

Записи начала XIX века, сохранившиеся по сей день, описывают диалекты, возникшие в колонии со времени первых поселенцев: в книге Питера Миллера Каннингема 1827 года Two Years in New South Wales (рус. Два года в Новом Южном Уэльсе) описывается отличающиеся от британского акцент и словарный запас уроженцев колонистов, отличавшихся от своих родителей и испытывавших сильное культурное влияние от Лондона. Энтони Бёрджесс писал, что «австралийский английский можно рассматривать как своего рода окаменелый кокни из эпохи Диккенса».

Влияние

После первой австралийской золотой лихорадки в 1850-е годы в Австралию хлынул поток иммигрантов, примерно два процента населения Соединённого Королевства переехали в колонии Новый Южный Уэльс и Виктория. По словам лингвиста Брюса Мура, «основной вклад в развитие австралийского акцента внесён из юго-восточной Англии».

Некоторые элементы из языков австралийских аборигенов были адаптированы австралийским английским — в основном это названия мест, флоры и фауны (коала, динго) и локальной культуры (йови, буньип). Многие из них локализованы и не являются частью общего лексикона, а другие же — кенгуру, бумеранг, валлаби и т. д., стали использоваться и в других языках. Многие города и пригороды Австралии названы под влиянием или с использованием слов аборигенов. Наиболее известным примером является столица Австралии, Канберра, названная по слову из местного языка, означающему «место встреч».

Среди изменений, начиная с золотых лихорадок XIX века, начало выделяться введение слов, их написание, правила и использование терминов, пришедшие из североамериканского варианта английского языка. Заимствованные слова включают в себя те, которые впоследствии стали характерными для австралийского английского, такие как bonzer («хорошо» или «отлично»). Это продолжалось с наплывом американских военнослужащих во время Второй мировой войны: также, как и в фильмах, там использовались выражения «okay», «you, guys» и «gee». Американское влияние через фильм привело к локальному принятию таких терминов, как bronco («мустанг») вместо устоявшегося brumby, означающего «дикая лошадь», и cowboy вместо устоявшихся drover и stockman, используемых для обозначения пастуха для овец и крупного рогатого скота, хотя такие слова по-прежнему воспринимаются как «американизмы».

Орфография

Написание в австралийском английском почти полностью соответствует орфографии британского английского; используются варианты написания с -re (centre), -our (harbour), -ll- (travelling), -ise/ize (recognise/recognize) (но форма -ise более распространена, с соотношением -ise к -ize 3:1, по данным Австралийского корпуса английского языка, составленного словарём Маккуорри). Печатные средства массовой информации руководствуются написанием, приводимым в национальном толковом словаре — Словарь Маккуорри (англ. Macquarie Dictionary). Небольшое количество слов, однако, закрепились в американском написании; это такие слова, как program (такое написание стало более употребительным, чем BrE programme с 1910 г.), нейтральное jail (gaol используется в официальных документах), labor в названии Австралийской лейбористской партии, основанной в 1908 г. Первоначально название партии писалось в соответствии с британской орфографической традицией, то есть Labour Party. Однако уже в 1912 году она была «переименована» в Labor Party в знак солидарности с рабочим движением в США. Американизация австралийского правописания была частью более общего влияния американского варианта на австралийский, проявившегося в 1850-х гг. с началом в Австралии «золотой лихорадки». В отношении слов, заканчивающихся на -our, в начале XX столетия некоторыми газетами применялась практика систематического «исключения u» (англ. excising the u). Однако она не получила всеобщей поддержки, и в результате в 2007 г. австралийская газета «The Star» последней отказалась от подобной практики под давлением недовольной читательской аудитории.

Фонетика

Региональные различия в австралийском английском выражены слабо; варьирование в данном варианте обусловлено фактором социального положения; наиболее простое проявление — деление на язык города и язык сельской местности. По оценкам лингвистов, примерно треть населения Австралии говорит на «широком», ярко выраженном диалекте (Broad Australian), чуть более половины населения использует «общепринятый, стандартный» австралийский (General Australian), и примерно десятая часть говорит на «образованном, изящном» австралийском (Cultivated Australian), причём среди девушек и женщин существует тенденция придерживаться двух последних вариантов.

В речи следующих знаменитых персоналий отражены три типа произношения:

• «Широкое», ярко выраженное произношение: Стив Ирвин (англ. Steve Irwin), Брайан Браун (англ. Bryan Brown), Паулина Хенсон (англ. Pauline Hanson).
• «Стандартное» австралийское произношение: Николь Кидман (англ. Nicole Kidman), Хью Джекман (англ. Hugh Jackman), Рассел Кроу (англ. Russel Crowe).
• «Изящное» произношение: Александр Даунер (англ. Alexander Downer), Джефри Раш (англ. Geoffrey Rush), Джоан Сазерленд (англ. Dame Joan Sutherland), Роберт Хью (англ. Robert Hughes).

Небрежное австралийское произношение можно проиллюстрировать следующим диалогом:

— Knife a samich? Что значит: — Can I have a sandwich? — «Можно мне сэндвич?»

— I’ll gechawun inn a sec — I’ll get you one in a sec. — «Один момент».

— Emma chisit? — How much is it? — «Сколько это стоит?»

— Attlebee aitninee — That’ll be eight ninety. — «С Вас 8.90».

Гласные

Дальнейшим развитием системы гласных звуков австралийского английского языка стала стандартизация употребления дифтонгов, ядром которых был гласный более низкого подъёма, чем в BrE /eɪ/ и /aɪ/, — соответственно /æɪ/ (или даже /aɪ/) — «flavour» и /ɑe/ — «price». Ядро дифтонга произносится энергичнее, чем в классическом Received Pronunciation в Великобритании, а второй элемент дифтонга слегка редуцируется. Это придает австралийскому произношению характерную неспешность и мелодичность.

На телевидении, в речи государственных деятелей, особенности фонетики проявляются меньше всего, и там австралийская речь наиболее приближена к британскому стандарту. Австралийские певцы на сцене часто имитируют американское произношение, в то время как в повседневной жизни разговаривают на австралийском английском.

• Буква i в закрытом слоге (bit, tip, и т. д.) может произноситься как /i/, а не как /ɪ/: /bit/, /tip/ вместо /bɪt/, /tɪp/.
• Буква a в закрытом слоге (bat, flat, и т. д.) может произноситься как /ɛ/, а не как /æ/: /bɛt/, /flɛt/ вместо /bæt/, /flæt/. Эта особенность сближает австралийский вариант с новозеландским вариантом английского.
• В буквосочетаниях -ar-, -ast-, -ask- и т. д. произношение a близко к британскому стандарту (/ɑ:/): car, chance, ask, castle. Однако этот долгий звук — более переднего ряда, чем в «принятом произношении», что придало полную идентичность звучанию AmE hot и AustrE heart; оба слова произносятся как /hɑt/. Также имеет место чередование (довольно непоследовательное) /ɑ:/ с /æ/.

Преобладание употребления /aː/ над /æ/

Слово	Хобарт	Мельбурн	Брисбен	Сидней	Аделаида	Среднее значение по 5 городам
graph	0 %	30 %	56 %	70 %	86 %	48 %
chance	0 %	60 %	25 %	80 %	86 %	50 %
demand	10 %	78 %	78 %	90 %	100 %	71 %
dance	10 %	35 %	11 %	30 %	86 %	34 %
castle	60 %	30 %	33 %	100 %	86 %	62 %
grasp	90 %	89 %	89 %	95 %	100 %	93 %
глаг. contrast	100 %	100 %	100 %	100 %	71 %	94 %
В среднем по 7 словам	39 %	60 %	56 %	81 %	88 %	65 %

Согласные

• Согласные традиционно подвержены меньшим изменениям, чем гласные звуки. В целом система согласных звуков австралийского английского повторяет систему согласных британского стандарта. Общая с американским вариантом черта — озвончение t в положении между гласными. Ср. «letter»: BrE /'letə/ и AmE /'lεṱər/.
• В фонетике австралийского языка ярко выражено явление yod coalescence. Yod coalescence — процесс, в результате которого кластеры звуков /dj/, /tj/, /sj/ и /zj/ (то есть «альвеолярный/сибилянт + j») преобразуются соответственно в /ʤ/, /tʃ/, /ʃ/, /ʒ/. Например: educate→ /'ɛdʒ.ʊ.keɪt/, graduate→ /'grædʒ.u.eɪt/.
• Звукосочетания /nt/ и /n/ в положении между гласными могут реализовываться как [n] или [ɾ̃], в результате чего пары слов типа «winter» и «winner» иногда становятся омофонами.

Лексика

Более чем полувековое существование Австралийского доминиона, оторванного от метрополии несколькими тысячами миль, а также слабая культурная связь с метрополией, с одной стороны, и растущее чувство национального самосознания и национальной независимости, с другой, определенно не могли не отразиться на словарном составе, произношении, а также грамматике английского языка в Австралии. Различия со словарным составом литературного английского языка сейчас даже растут, поскольку прогрессивные австралийские писатели широко внедряют так называемые «австрализмы» в литературный язык, а глубокое изучение истории Австралии в школах, как и публикация научно-популярных работ по истории Австралии возрождают устаревшие слова того периода, когда Австралия была местом ссылки и переживала бурные годы золотой лихорадки. Однако эти различия не являются настолько большими, чтобы можно было говорить об австралийском языке.

Региональные различия в лексическом составе австралийского языка касаются наиболее распространённых проявлений культуры: названий блюд, учреждений, и т. п., так как в разные штаты Австралии прибывали переселенцы из разных государств: Польши, Германии, России, Бельгии. Например, варёно-копчёная свиная колбаса, называемая «fritz» в шт. Южной Австралия, именуется «devon» в шт. Новый Южный Уэльс, «Belgium sausage» на о. Тасмания, «Empire sausage» в г. Ньюкасл, «polony» в шт. Западная Австралия, «Windsor sausage» в шт. Квинсленд, и «German sausage» или «Strasburg» в шт. Виктория. Подготовительный класс в школе называется «kindergarten» в шт. Новый Южный Уэльс, «prep class» («подготовительный класс») в шт. Виктория и на о. Тасмания и «reception class» («приёмный класс») в шт. Южная Австралия. Особняк из двух квартир («a semi-detached house») называется maisonnette (с фр. — «домик») в шт. Южная Австралия. Общеупотребительное слово «forest» («лес») практически не употребляется по отношению к лесам Австралии, так как это светлые эвкалиптовые леса и кустарники. Лесистую местность в Австралии называют «буш» англ. «the bush»

Распространённым приветствием является «g’day» (произносится /gdaɪ/), сокращение от «good day» — «добрый день». Ещё более распространённое обращение друг к другу — «mate» («приятель»), произносится /maɪt/.

В австралийском английском существуют собственные идиомы (например, «внизу под [экватором]» (англ. Down Under) — Австралия и Новая Зеландия), и отдельные слова («sheila» — женщина от ирл. «Sheila» — распространённое женское имя в Ирландии, «bloke» — мужчина). Выражение «fair dinkum» («что-л. настоящее, подлинное; подлинно австралийское») перекликается с таким же выражением, существовавшим ранее в линкольнширском диалекте, откуда оно и ведёт своё происхождение. Распространён рифмованный сленг — «наследие» переселенцев-кокни («фарфоровая тарелка» (англ. china plate) -> «хороший друг» (англ. good mate), «давайте посмотрим» (англ. have a look) -> «давайте капитана Кука» (англ. have a captain Cook), «акула» (англ. shark) -> «Ноев ковчег» (англ. Noah's ark) и т. д.). Распространены сокращения (документация — doco, перекур — smoko, футбол — footie и т. д.). Самоназвание англо-австралийцев также является результатом сокращения — «оззи» (англ. aussie), сокращённое от «австралийцы» (англ. Australians). Некоторые исследователи австралийского английского сравнивают его с живым музеем, в котором сохранились регионализмы XVIII и XIX вв из:

• Ирландии: dust-up «драка, потасовка», tootsy (← foot) «нога» (детское произношение), corker «потрясающий экземпляр» (о человеке или вещи);
• Шотландии: billy (← bally) «ведро из-под молока»;
• Вустера/Уорикшира: larrikin «хулиган; хулиганствующий»;
• Корнуолла: to fossick «рыться, копаться; искать золото»;
• Центральных графств Англии (англ. The Midlands): to stonker (← to stonk): I am stonkered «Я измучен»;
• Суффолка: cobber (← to cob) «приятель, дружище»;
• Кента: clobber (← clubbered up «разодетый»);
• английского вообще: tucker («еда; [школьная] столовая»).

Однако существует и свой, самобытный австралийский сленг, ярко и метко описывающий людей, ситуации. Выражение «за чёрным пнём» (англ. «past the black stump») описывает незаселённую, дикую местность, лишённую всяких признаков цивилизации, то есть внутренние районы континента. Фольклор наделил эти районы определенной мистикой. К таким выражениям можно также отнести:

• «Акулье печенье» (англ. «shark biscuits») — серфингист-новичок;
• «Не закричит, даже если акула укусит» (англ. «Wouldn't shout if a shark bit her») — характеристика скупого, прижимистого человека, не желающего угостить друзей выпивкой (англ. «shout» означает «кричать», но также «угощать кого-л. выпивкой»);
• «Бумеранг» (англ. «boomerang») — что-л., напр. книга, что необходимо вернуть.

Некоторые выражения описывают явления, имеющие аналоги в других вариантах английского:

• «Сарафанное радио»: «bush telegraph» («лесной телеграф») в Австралии и «moccasin radio/telegraph» («мокасинное радио») в Канаде.

Определённое количество слов в австралийском английском развило новые значения:

• «station» — «местоположение; станция», AustrE + «животноводческая, овцеводческая ферма»;
• «bush» — «кустарник, местность, поросшая кустарником», AustrE + «лес; сельская местность»;
• «to tie up» — «связывать; привязывать к чему-л.», AustrE + «привязывать животное к столбу».

Американцев в австралийском английском называют «сеппо» (англ. seppo), что образовано по цепочке «Yanks» -> «Septic tanks» -> «Seppos». Англичанина могут назвать pommy, pommie или pom (этимология не ясна; основной смысл — красный цвет (от «pomegranate» — «гранат»), возможно цвет формы британских солдат, цвет щёк у британских иммигрантов, или от аббревиатуры на одежде заключённых — POM (Prisoner of Motherland)).

Заимствования из американского английского на уровне лексики представлены словами «bonanza» — «богатая золотая жила». Слово «biscuit» («печенье») существует наряду с американским «cookie», британское «motorway» («шоссе») — вместе с американским «freeway». «Грузовик» — американское «truck», но «бензоколонка» — британское «petrol station».

Недавние австралианизмы

• hoon «хулиган»,
• spunky «сексапильный»
• a dag «эксцентричный, забавный человек; неряшливо одетый человек»
• a rort, to rort «шумная вечеринка; жульничать, мошенничать»
• shonky «незаконный, „левый“, ненадёжный»
• the Pacific peso

См. также

• Английский язык австралийских аборигенов

Литература

• Почепцова Л. Д. Австралийские флористические названия: К вопросу о специфике английского языка в Австралии. — Киев: Вища школа, 1973. — 128 с.

Ссылки

• Лашкова Г. В. Сисина М. А. [web.archive.org/web/20130704154914/www.sgu.ru/files/izvestia/full/02_lashkova.pdf Как понять австралийца? К проблеме австралийского варианта английского языка] // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. 2008. Т. 8. Вып. 1. С. 9—12.
• [www.anu.edu.au/ANDC/ Australian National Dictionary Centre]
• [203.166.81.53/and/ The Australian National Dictionary Online]
• [www.ling.mq.edu.au/speech/phonetics/topics.html Introduction to Australian Phonetics and Phonology]
• [www.macquariedictionary.com.au/ Macquarie Dictionary]

Отрывок, характеризующий Австралийский вариант английского языка

– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.