Австралийский пеликан

Австралийский пеликан
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Пеликанообразные Семейство:  Пеликановые (Pelecanidae Rafinesque, 1815) Род:  Пеликаны Вид:  Австралийский пеликан
Международное научное название
Pelecanus conspicillatus Temminck, 1824
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/22697608 22697608 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Австралийский пеликан (лат. Pelecanus conspicillatus) — птица семейства пеликановых. Населяет всю Австралию (кроме центральной части), Новую Гвинею, Фиджи, частично Индонезию, залетает в Новую Зеландию. Размеры средние: размах крыльев 2,3—2,5 м. Гнездится по песчаным лагунам, на островах вблизи побережья и на внутренних озёрах.

Общие сведения

Австралийский пеликан является самой большой летающей птицей Австралии. Размах крыльев у этого вида составляет от 2,5 до 3,4 метра. Вес — от 5 до 6,8 кг (зарегистрированный рекорд — 8,2 кг); длина тела 1,6—1,9 метра; длина клюва 40—50 см (этот вид занесен в Книгу рекордов Гиннесса как птица с наибольшей длиной клюва относительно длины тела). Размеры взрослой особи 150—180 см, хотя некоторые представители могут достигать 190 см.

Нижняя челюсть пеликана составлена из двух тонких подвижно сочлененных костей, к которым крепится горловой мешок. Этот кожаный пузырь под клювом вмещает 9—13 литров воды .

Скелет птицы чрезвычайно легкий (благодаря порам и воздушным полостям внутри костей), и составляет менее 10 % от общего веса тела. Обычные звуки, которые выдает этот пеликан — глубокий грудной рокот. В дикой природе эта птица живёт в среднем 10—25 лет. У австралийского пеликана наблюдается половой диморфизм: самцы несколько больше самок.

Глаза у австралийских пеликанов коричневые с белой окантовкой. В отличие от всех других современных видов пеликанов, участок обнаженной кожи вокруг глаза у австралийского пеликана отделен от обнаженной кожи основы клюва перьевой перемычкой, образующей своеобразные «очки», которые являются характерным признаком вида.

Продолжительность жизни колеблется от 10 до 25 лет.

В двухнедельном возрасте птенцы уже могут залезать в горловой мешок родителей с тем, чтобы получить отрыгнутую пищу.

Распространение

Австралийский пеликан встречается практически на всей территории Австралии, в Новой Гвинее и западной части Индонезии. Одиночные случаи прилета австралийского пеликана зарегистрированы в Новой Зеландии, а также на островах запада Тихого океана (Палау, Фиджи и другие). В Австралии этот пеликан встречается как на пресных водоемах, так и на морских побережьях, на болотах, в эстуариях, на временных внутренних водоемах (оз. Эйр и др.), прибрежных островах и в заплавах рек.

Питание

За день австралийский пеликан может потреблять до 9 килограммов пищи.

Объекты питания

Основным видом пищи австралийского пеликана является рыба. Но этот вид птиц не имеет четкой специализации в питании, поэтому, кроме рыбы, в рацион австралийского пеликана могут входить и многочисленные водные организмы, например ракообразные, головастики и взрослые амфибии, а также небольшие черепахи. Кроме того, эти пеликаны с готовностью принимают «подкормку» от людей, поэтому в их рационе в последнее время было зарегистрировано много необычных вещей.

При недостатке обычного корма, по некоторым наблюдениям, австралийские пеликаны могут ловить, убивать и поедать даже чаек и утят. Чаек пеликаны держат под водой до тех пор, пока те не захлебываются, а потом едят их, начиная с головы. Также австралийские пеликаны могут отбивать добычу у других птиц.

Приспособления для питания

Важнейшую роль в питании австралийского пеликана играет клюв с горловым мешком. Клюв пеликана очень чувствителен, и с его помощью птица может находить рыбу (или другие объекты питания) в воде. Для удержания скользкой добычи на клюве есть загнутый книзу «крючок» (на конце верхней челюсти). Когда добыча поймана, пеликан манипулирует ею таким образом, чтобы она развернулась головой вниз в направлении его горла, а потом глотает, сопровождая глоток резкими подергиваниями головы.

Горловой мешок никогда не используется для хранения пищи, а только как ёмкость для её кратковременного удержания. Пеликаны погружают клюв под воду, используя мешок как ловчую сеть. Когда что-нибудь попадается в мешок, пеликан закрывает клюв и прижимает его к груди. Это действие позволяет вытеснить воду из клюва и перевести добычу в положение, пригодное для глотания. Также пеликаны, которые живут на соленых водоемах, могут использовать горловой мешок для собирания дождевой воды для питья.

Австралийские пеликаны могут охотиться поодиночке, но чаще всего птицы собираются в стаи. Временами такие стаи могут быть довольно большими: так, например, есть сведения о стае австралийских пеликанов, состоявшей из более чем 1900 птиц. При охоте пеликаны работают согласованно, окружая косяк рыбы и загоняя её на мель, для чего используют погруженные под воду открытые клювы и бьют крыльями по воде. Существуют также одиночные неподтвержденные сведения о том, что австралийский пеликан может ловить рыбу, пикируя на неё с воздуха, как это обычно делают бурый и перуанский пеликаны.

Миграции

Австралийский пеликан является высокомобильной птицей, которая способна перелетать на большие расстояния в поисках пригодных водоемов и пищи. Австралийский пеликан не способен на длительный маховой полет, но, в случае парения, может находиться в воздухе непрерывно более суток, покрывая при этом сотни километров. В свободном полете эти птицы в полной мере используют термальные потоки воздуха для подъёма и последующего поддержания оптимальной высоты полета. Обычно австралийские пеликаны летают на высоте около 1000 метров, но были зарегистрированы случаи их подъёма на высоты до 3 км. Перемещая в парении от одного термального потока воздуха к другому, пеликаны могут покрывать большие расстояния с минимальными усилиями, развивая скорость до 56 километров в час.

Размножение

Для размножения австралийские пеликаны образовывают колонии численностью до 40 000 особей. Обычно такие гнездовые колонии располагаются на островах или на изолированных участках побережья. К гнездованию австралийские пеликаны могут приступить в любой период года в зависимости от погодных условий. Важнейшим ограничивающим фактором при этом является количество осадков.

Брачное поведение

К спариванию пеликаны приступают после довольно продолжительного ухаживания. От двух до восьми самцов ходят вслед за самкой по территории колонии, угрожая друг другу и стараясь привлечь внимание самки путём покачивания открытыми клювами. Также самцы в это время могут подбирать небольшие объекты, такие как палочки или мелкая засохшая рыба, которые они подбрасывают у воздух и ловят, повторяя это по несколько раз подряд. Пеликаны во время ухаживания могут прибегать к «аплодисментам», когда они хлопают клювом несколько раз на секунду, благодаря чему по горловому мешку пробегают быстрые волны, как по флагу во время сильного ветра. Постепенно потенциальные кавалеры отходят от самки один за одним, и в конце концов, после погони по земле, воде и воздуху, с самкой остается только один самец, которого она ведет к месту строительства гнезда.

Во время брачного периода окраска клюва и горлового мешка пеликанов сильно изменяется. Передняя половина клюва становится ярко-розовой, в то время как кожа мешка возле горла приобретает хромово-жёлтый оттенок. Некоторые участки в верхней части и в основе клюва приобретают кобальтово-синий цвет, кроме этого появляется диагональная чёрная полоса от основания клюва к вершине. Такие изменения окраски длятся недолго, и интенсивность расцвечивания резко падает с началом высиживания яиц.

Гнездование

Гнездо австралийского пеликана представляет собой углубление в земле, которое готовит самка. Она выкапывает ямку, используя лапы и клюв, и вистилает её ветками и старыми перьями. Через 2—3 дня после того, как гнездо готово, самка откладывает 1—3 яйца, с промежутком до шести (в среднем — 2—3) дней между каждым. Высиживание начинается с первого яйца, и в нём принимают участие оба родители. При высиживании пеликаны закатывают яйца на лапы. Высиживание длится около 32—35 суток. Первый птенец обычно заметно больше остальных. Он получает большую часть пищи и может даже нападать и убивать птенцов, которые вылупились из яиц после него. Исследования, проведенные Королевским Зоологическим обществом Южной Австралии показали, что такая асинхронность вывода птенцов является важным адаптивным механизмом, который осуществляет «страховку» на случай гибели первого птенца. Недавно вылупившиеся птенцы австралийского пеликана имеют большой клюв, большие выпуклые глаза, и кожу, которая выглядит как мелкозернистый пластик. Кожа вокруг глаз испещрена тёмными пятнышками разной яркости, а цвет глаз птенцов может варьировать от практически белого к тёмно-коричневому. Эти вариации помогают родителям отличить своего птенца среди сотен других во время кормления. Птенцы покидают гнездо в возрасте от 10 до 20 дней, и присоединяются к относительно однородным группам численностью до 100 особей, которые называют «яслями». В «яслях» они проводят до двух месяцев, и по окончании этого периода становятся способными к полету и фактически самостоятельными особями.

Ограничивающие факторы

Основным естественным ограничивающим фактором для австралийского пеликана является степень обеспеченности пригодными для жизни водоёмами. Так, например, во время заполнения водой впадины озера Эйр в 1974—1976 годах почти вся популяция австралийского пеликана была сконцентрирована в этом районе, а на побережьях континента наблюдались лишь одиночные особи. Когда же озеро Эйр снова высохло, стаи пеликанов быстро вернулись на морские побережья, а отдельные группы в тот период были замечены в Новой Зеландии, на острове Рождества и архипелаге Палау.

Разное

Австралийский пеликан имеет в Австралии заметную популярность. В частности, его изображение используется на австралийских почтовых марках. Кроме того, австралийский пеликан в Австралии является популярным прототипом для детских игрушек.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Австралийский пеликан

– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.