Автокритика
Автокри́тика — самокритика, соображения писателя о своем произведении или о себе самом как авторе.
Автокритика встречается в письмах, автобиографиях, предисловиях и послесловиях, а также в виде целых произведений.
Значение автокритики для изучения литературы заключается в том, что она помогает раскрыть авторский замысел, так называемую «творческую историю» произведения, уяснить воззрения автора на задачи искусства, психологию творческого процесса и прочее.
Многое из автокритики писателя в течение времени становится прочным достоянием критики. Однако ни истолкование автором своих художественных произведений, ни собственная оценка их достоинств и недостатков не могут быть приняты без соответственной проверки на анализе самих произведений. В силу тех или иных, чисто субъективных причин поэт-художник иногда хуже других может понять истинный смысл и значение своих произведений.
В качестве образцов автокритики можно привести: И. А. Гончаров, «Лучше поздно, чем никогда»; И. С. Тургенев, "По поводу «Отцов и детей»; Л. Н. Толстой, «Несколько слов по поводу книги „Война и мир“»; Н. В. Гоголь, Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых душ» и известные соображения, высказанные им в художественной форме по поводу «Ревизора» ("Театральный разъезд после представления новой комедии «Развязка Ревизора»).
Напишите отзыв о статье "Автокритика"
Ссылки
- Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
- Автокритика // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Автокритика
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
