Автостопом по галактике (роман)
Поделись знанием:
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
| Автостопом по галактике | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Издательство: |
Pan Books |
«Автостопом по галактике» (англ. The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy или дословно «Путеводитель по галактике для автостопщиков», «Путеводитель для путешествующих по галактике автостопом», 1979) — юмористический фантастический роман английского писателя Дугласа Адамса. Первая книга одноимённой серии.
Сюжет
Книга начинается с того, что дом главного героя Артура Дента пытаются снести для постройки новой автодороги. Чтобы остановить снос, Артур ложится перед бульдозером, после чего прибывает его друг Форд Префект. Форд рассказывает Артуру, что является пришельцем из окрестностей Бетельгейзе, и что планету Земля планируют уничтожить для постройки гиперпространственной магистрали. Пытаясь спастись, друзья перемещаются на корабль инопланетной расы вогонов за считанные мгновения до того, как те уничтожают Землю. За незаконное проникновение их пытают поэзией вогонов (считающейся одной из худших во Вселенной), а затем выбрасывают в космос, где их подбирает корабль «Heart of Gold», украденный Зафодом Библброксом. Вместе с Триллиан и роботом Марвином Зафод разыскивает легендарную планету Магратея.
История
Идея книги возникла у Адамса в Австрии, во время путешествия автостопом в Стамбул. Первоначально история воплотилась в виде радиопостановки для BBC Radio, премьера которой состоялась 8 марта 1978 года. После выхода последней серии радиопостановки Адамс получил предложение от двух издательств о публикации «Путеводителя…» как художественной книги. Адамс пригласил на роль соавтора Джона Ллойда, помогавшего ему писать сценарий двух последних серий для радиопостановки. Они уехали работать над книгой в Грецию, где сорвали все сроки сдачи рукописи.
В первые три месяца после выхода романа было продано 250 тысяч экземпляров.
В 2005 году, уже после смерти Адамса, роман был экранизирован Гартом Дженнингсом.
Награды
- №1 в списке бестселлеров Sunday Times (1979).
- «Golden Pen» (от издателей в связи с продажей миллионной копии книги) (1984).
- В списке Waterstone’s Books/Channel Four '100 самых великих книг столетия', под номером 24 (1996).
- Роман «Автостопом по галактике» занимает четвёртое место в списке «200 лучших книг по версии BBC» (2003).
Персонажи в романе
- Артур Филип Дент (Arthur Dent) — главный герой; живёт один в маленьком домике на западе Англии. (Появление в гл. 1.)
- Мистер Проссер (Mr. L. Prosser) — чиновник городского совета. Сорок лет, толст, неопрятен. Прямой потомок Чингисхана. (Гл. 1.)
- Форд Префект (Ford Prefect) — один из авторов «Путеводителя для путешествующих автостопом», застрявший на Земле на 15 лет. Родом с маленькой планетки где-то в окрестностях Бетельгейзе. Друг Артура. (Гл. 1.)
- Простетник Вогон Джелц (Prostetnic Vogon Jeltz) — командир корабля, на котором спасаются Артур и Форд, ненавидит автостопщиков. (Гл. 3.)
- Зафод Библброкс (Zaphod Beeblebrox) — двухголовый Президент имперского галактического правительства, на самом деле не обладающий никакой властью. Друг Форда Префекта и Трисии (Триши) МакМиллан. (Гл. 4.)
- Триллиан (Trillian), она же Трисия (Триша) МакМиллан (Tricia McMillan) — знакомая Артура, улетевшая с Зафодом Библброксом незадолго до уничтожения Земли. Второй выживший землянин помимо Артура Дента. (Гл. 4.)
- Марвин (Marvin) — маникально-депрессивный робот, работающий на космическом корабле "Золотое сердце". (Гл. 11.)
- Бортовой компьютер производства Сириус Кибернетикс (англ. Sirius Cybernetics Shipboard Computer) — раздражающе приветливый компьютер на космическом корабле "Золотое сердце". (Гл. 12.)
- Слартибартфаст (Slartibartfast) — дизайнер ландшафтов с Магратеи, конструктор планет. Получил приз за разработку Норвежских фьордов. (Гл. 22.)
- Лунквилл (Lunkwill) — программист компьютера Deep Thought. (Гл. 25.)
- Фук (Fook) — второй программист компьютера Deep Thought. (Гл. 25.)
- Глубокомысленный (англ. Deep Thought) — Второй по вычислительной мощности из когда-либо созданных суперкомпьютеров. Создатель величайшего суперкомпьютера — планеты Земля. (Гл. 25.)
- Маджиктайс (Majikthise) — философ Круксванского Университета. (Гл. 25.)
- Врумфондел (Vroomfondel) — философ Круксванского Университета. (Гл. 25.)
- Лунквол (Loonquawl) — новый программист компьютера Deep Thought. (Гл. 27.)
- Фукхг (Phouchg) — второй новый программист компьютера Deep Thought. (Гл. 27.)
Сюжет по главам
Пролог: краткая история Земли, представление Путеводителя для автостопщиков, история начинается
- Дом Артура собираются разрушить, чтобы построить объезд. Форд Префект спорит с мистером Проссером и убеждает его лечь на землю перед бульдозером вместо Артура, а взамен ведёт Артура в бар.
- Различные определения алкоголя. Пангалактический грызлодёр. Артур и Форд идут в бар. Форд сообщает Артуру, что он не из Гилфорда и что скоро конец света.
- Путеводитель по галактике о полотенцах; Артур пытается остановить рабочих, разрушивших его дом. Вогоны взрывают Землю.
- Читателю представлен Зафод Библброкс. Во время церемонии открытия «Золотого сердца» он кидает в толпу паралитическую бомбу.
- Немного рассказывается о вогонах, а Артур и Форд, как оказалось, попали на корабль вогонов. Форд вставляет Вавилонскую рыбку в ухо Артура, чтобы он мог понимать другие языки, и тот начинает слушать разговоры вогонов по внутренней связи.
- Вогоны обнаружили присутствие на корабле двоих автостопщиков. Путеводитель рассказывает о Вавилонской рыбке, а Артур пытается примириться с тем, что его планета была уничтожена. Вогоны вот-вот придут и схватят Артура и Форда.
- Простетный Вогон Джельц читает свои стихи Артуру и Форду. Форд воспринимает это как пытки. Артур пытается сказать Джельцу, что ему нравится его поэзия, но он всё равно приказывает выбросить автостопщиков в космос. Пока вогон-охранник ведёт их на смерть, Форд пытается убедить того сменить карьеру и заодно оставить их в живых, но это не работает. Артура и Форда вышвыривают в космический вакуум.
- Путеводитель говорит, что космос «умопомрачительно громаден», но Артур и Форд были спасены, несмотря на совершенную невероятность такого события.
- Форд и Артур испытывают ряд очень странных происшествий и в конечном итоге обнаруживают, что они находятся на космическом корабле «Золотое сердце».
- Обсуждается двигатель на Бесконечной Невероятности.
- Зафод и Триллиан на корабле. Они отправляют Марвина за автостопщиками. Марвин находит Форда и Артура, и Форд узнаёт, что корабль, на котором они оказались, угнан Зафодом.
- Триллиан сообщает Зафоду, что они подобрали автостопщиков именно в том секторе, из которого Зафод её увёз. Бортовой компьютер, по мнению Зафода, несёт какую-то чушь про влияние телефонных номеров на жизнь людей.
- Марвин доставляет Форда и Артура на капитанский мостик. Зафод и Форд уже знакомы, а Зафод был парнем, который увёл девушку, с которой Артур познакомился на вечеринке. Триллиан — та самая девушка, они снова встречаются на звездолёте.
- Все кроме Артура не могут заснуть. Артур просыпается, когда они находят легендарную планету Магратея.
- Путеводитель рассказывает о Магратее.
- Форд и Зафод спорят, существует ли Магратея на самом деле. Они наблюдают за восходом двух солнц, читателю сообщается, что герои переживут атаку, описанную в следующей главе.
- Запись автоответчика на планете сообщает, что они на орбите Магратеи, и что две ядерные ракеты нацелены на звездолёт. Компьютер включает ручное управление, и они едва не разбиваются, когда Артур нажимает кнопку Невероятностного двигателя.
- Корабль в порядке, только выглядит по-новому; две боеголовки превратились в горшок с петунией и очень удивлённого кашалота. Кашалот радуется жизни, пока не разбивается о поверхность планеты, а горшок с петунией думает «только не это опять».
- Зафод изменил личность компьютера на более матриархальную, и компьютер пытается остановить их высадку на Магратею, но они всё равно уходят.
- Герои исследуют Магратею и находят кратер, образовавшийся от падения кита. В кратере они находят подземный проход. Они оставляют Артура и Марвина охранять его. Остальные отправляются исследовать проход и обсуждают причины, побудившие Зафода отправиться в это путешествие. Они попадают в ловушку и теряют сознание от какого-то газа.
- Артур и Марвин одни в кратере. Наконец у Артура кончается терпение и он решает уйти, но натыкается на какого-то старика.
- Артур встречает Слартибартфаста, который ведёт его внутрь планеты. Слартибартфаст сообщает Артуру, что магратейцы спали пять миллионов лет и теперь начали просыпаться.
- Люди — не самые разумные создания на земле, а только третьи по разуму. Вторыми были дельфины.
- Артур и Слартибартфаст отправляются к тому месту, где магратейцы строят планеты. Земля сконструирована заново.
- Обсуждается история Магратеи и Думателя. Lunkwill и Fook задают Думателю Главный вопрос. Думатель сообщает, что для ответа на вопрос потребуются 7,5 миллионов лет, Vroomfonel и Majikthise боятся потерять работу.
- Слартибартфаст показывает Артуру запись — Sens-O-Tape — о том, что случилось на магратее через 7,5 миллионов лет.
- Артур смотрит запись. Чтобы услышать от Думателя ответ на Главный вопрос, собрались толпы людей. Loonquawl и Phouchg спрашивают, каков ответ и слышат: «Сорок два».
- Loonquawl и Phouchg расстроены и боятся, что народ убьёт их за бессмысленный ответ. Думатель отвечает, что он создаст другой компьютер, Землю, для того, чтобы найти Главный вопрос.
- Зафод, Триллиан и Форд очнулись в иллюзорном мире, сделанном магратейцами. Зафод рассказывает о себе и о том, почему ему нужна Магратея. Их ведут к мышам.
- Слартибартфаст и Артур обсуждают Землю и Думателя. Артур отправляется к мышам.
- Обсуждается природа болтовни. Артур встречает Форда, Зафода и Триллиана за роскошной трапезой, и видит двух белых говорящих мышек. Мыши хотят забрать мозг Артура, чтобы найти ответ на Главный вопрос. Триллиан и остальные пытаются его спасти.
- На Магратею напали, герои убегают от мышей, но в них стреляют полицейские.
- Стрельба прекращается и они решают посмотреть, что случилось. Полицейские мертвы, герои улетают на летающей машине Слартибартфаста.
- Герои обнаруживают причину смерти полицейских — полицейский корабль покончил с собой после того как Марвин поговорил с ним о мире.
- Герои снова на «Золотом сердце» и решают отправиться в ресторан «На конце Вселенной».
См. также
Напишите отзыв о статье "Автостопом по галактике (роман)"
Ссылки
- [www.fantlab.ru/work2076 Информация о произведении «Автостопом по галактике (роман)»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
- [www.sfbrp.com/archives/125 Audio review and discussion of The Hitchhiker's Guide to the Galaxy] at [www.sfbrp.com/ The Science Fiction Book Review Podcast] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Автостопом по галактике (роман)
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
