Авшич, Якоб

Якоб Авшич
серб. Јакоб Авшич, словен. Jakob Avšič
Прозвище	Яка (серб. Јака, словен. Jaka)
Псевдоним	Бранко Храст (словен. Branko Hrast, серб. Бранко Храст)
Дата рождения	24 апреля 1896(1896-04-24)
Место рождения	Клече, Любляна, Австро-Венгрия
Дата смерти	2 января 1978(1978-01-02) (81 год)
Место смерти	Любляна, СФРЮ
Принадлежность	Австро-Венгрия Австро-Венгрия (до 1916 года) Российская империя Российская империя (c 1916 по 1918 годы) Королевство Югославия (с 1928 по 1941 годы) Демократическая Федеративная Югославия (с 1941 по 1945 годы) Югославия Югославия (военная служба: с 1945 по 1947 годы, гражданская: с 1945 по 1978 годы)
Род войск	сухопутные войска
Годы службы	1915-1918, 1928-1947
Звание	полковник (Королевская армия Югославии, Югославские войска на родине) генерал-полковник (Народно-освободительная армия Югославии, Югославская народная армия)
Часть	Верховный штаб НОАЮ, Главный штаб НОАЮ в Словении
Командовал	четники, позднее партизанские части в Словении
Сражения/войны	Первая мировая война Восточный фронт Салоникский фронт Апрельская война Народно-освободительная война Югославии
Награды и премии
В отставке	депутат парламентов СР Словении и Скупщины СФРЮ, посол Югославии в Австрии, министр лесной промышленности СФРЮ, мэр Любляны с 1951 по 1953

Якоб «Яка» Авшич (словен. Jakob "Jaka" Avšič; 24 апреля 1896, Клече, Любляна — 2 января 1978, там же) — югославский военный и политический деятель, участник Народно-освободительной войны Югославии. Жупан (мэр) Любляны (1951—1953).

Биография

Родился 24 апреля 1896 года в местечке Клече (пригород Любляны). В 1915 году был призван в армию Австро-Венгрии, участвовал в Первой мировой войне. В 1916 году перебежал на сторону русской армии, участвовал в боях на Салоникском фронте.

В 1928 году Якоб Авшич окончил Военную академию Белграда и был зачислен в армию Югославии. Накануне Второй мировой войны был полковником Королевской армии. Участвовал в Апрельской войне против нацистской Германии, после капитуляции перешёл на сторону четников. Генералом Драголюбом Михайловичем был назначен представителем четников в Словении, однако незадолго до своего отправления перешёл на сторону партизан Иосипа Броза Тито. Благодаря стараниям Авшича в армию партизан перешли ещё несколько десятков солдат.

В годы Народно-освободительной войны Якоб был членом Верховного штаба НОАЮ и Генерального штаба НОАЮ в Словении. В 1943 году был избран в состав Антифашистского вече народного освобождения Югославии и Словенского народно-освободительного совета, был также представителем партизан на Кочевском совещании. После освобождения страны и завершения войны возглавлял Югославскую военную миссию в Берлине. На пенсию вышел в 1947 году в звании генерал-полковника.

После войны работал республиканским депутатом Словении до 1953 года и послом Югославии в Австрии. В 1951 году был назначен министром лесной промышленности Югославии и мэром Любляны, обе должности оставил в 1953 году. Работал депутатом Союзной Скупщины Югославии с 1953 по 1958 годы. Скончался 2 января 1978 года в Любляне.

Был награждён медалью «Партизанская память 1941». С Савой Оровичем был одним из первых генерал-лейтенантов Югославии.

Литература

• Југословенски савременици: ко је ко у Југославији. „Седма сила“, Београд 1957. година.
• Енциклопедија Југославије (књига осма). „Југословенски лексикографски завод“, Загреб 1971. година.
• Војна енциклопедија (књига десета). Београд, 1975. година.
• [www.ljubljana.si/si/ljubljana/zupani/1911/jaka-avsic/ Биография на официальном сайте Любляны]  (словенск.)

Отрывок, характеризующий Авшич, Якоб

Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.