Агабеков, Садых-бек

Мамед Садых-бек Агабеков
азерб. Məmməd Sadıx bəy Ağabəyzadə
Дата рождения	15 марта 1865(1865-03-15)
Место рождения	Геокчай, Бакинская губерния Российская империя
Дата смерти	9 октября 1944(1944-10-09) (79 лет)
Место смерти	Львов, УССР, СССР
Принадлежность	Российская империя Азербайджан
Годы службы	1883—1913 1914—1917 1918—1919
Звание	Генерал-майор
Сражения/войны	Первая мировая война

Садых-бек Агабеков (азерб. Sadıx bek Ağabekzade; 15 марта 1865 — 9 октября 1944) — российский военачальник и азербайджанский государственный деятель; основатель и реформатор азербайджанской полиции, товарищ (заместитель) министра внутренних дел Азербайджанской Демократической Республики, генерал-майор, учёный-востоковед.

Биография

Начало карьеры

Садых-бек Агабеков родился 15 марта 1865 года в городе Гёйчай Бакинской губернии. В 1883 году он окончил Бакинское реальное училище, по окончании которого поступил в Петербурге во 2-е Константиновское военное училище. В 1886 году Агабеков начал службу в чине подпоручика на Кавказе. Спустя десять лет, в 1896 году, сдав успешно экзамены, он был принят в Санкт-Петербургский институт восточных языков при Генеральном штабе. После окончания данного института, в 1899 году его направили в Туркестанский край для дальнейшего прохождения военной службы. В 1913 году Садых-бек выходит в отставку по болезни в чине генерал-майора.

Во время прохождения службы в Туркестане, как учёный-востоковед он занимался сбором народных сказаний, былин и легенд. В результате титанического труда Садых-бек издал учебник «Туркменский диалект», за что Эмир Бухарский наградил его особой грамотой.

Служба в Азербайджане

Выйдя на пенсию, Садых-бек был уверен, что его военная карьера окончилась и что остаток своей жизни ему будет суждено провести в родном Гёйчае. Однако Первая мировая война внесла коррективы в его жизнь. Садых-бек верен присяге, добровольно идёт на войну. Участвовал в боях на кавказском, а затем на украинском фронте. В 1916 году Садых-бек возвращается к себе на Родину и живёт в родительском доме в Гёйчае. 23 октября 1918 года решением правительства АДР Садых-бека назначают на должность товарища (заместителя) министра внутренних дел. На этом посту он прослужил до декабря 1919 года.

Садых-беком Агабековым была разработана система классности чинов полиции. В 1919 году в Азербайджане общая численность полицейских достигла 9661 человек, из них 498 городовых 1-го класса, 5089 городовых 2-го класса, 242 постовых 1-го класса и 243 постовых 2-го класса. В начале октября 1919 года по поручению правительства Садых-бек встречал в городе Батуми личного посланника президента США генерала Джеймса Харборта. С 4 по 10 октября он сопровождал посланника президента и обеспечивал его охрану. По прибытии в Баку генерал Харборт остановился в доме Гаджи Зейналабдина Тагиева. Говорят, что на одном из банкетов, посвящённом визиту генерала Харборта, тот произнёс тост лично за Садых-бека, который в силу определённых обстоятельств отсутствовал на банкете. Харборт отметил, что Садых-бек — человек, наделённый огромными интеллектуальными возможностями, что он (Харборт) ещё не встречал среди военных такого высокообразованного и интересного человека.

Эмиграция

После падения АДР Садых-бек с семьёй эмигрировал в Турцию, где проживал у родственников в Стамбуле. Затем переезд в Париж, где 2 года преподаёт в Сорбонне персидский и турецкий языки. В Париже учёный-востоковед пережил ещё один удар судьбы — смерть любимой жены Гюли. Она похоронена на мусульманском кладбище французской столицы.

Научная деятельность

После этого учёного ничто не связывает с Парижем и в начале февраля 1927 года он по приглашению Зигмунта Смогожевского переезжает во Львов, где начинает работать на философском факультете Львовского университета, а несколько позже — и во Львовской высшей торговой школе, где преподаёт турецкий, персидский и арабский языки, изучая в то же время польский и украинский. З. Смогожевский, В. Котвич и Садых-бек Агабекзаде составили ядро школы востоковедения, которая позднее получит название львовско-петербуржской. В Львовском университете Садых-бек преподаёт целый ряд дисциплин: турецкий (современный и староосманский), персидский и арабский языки, а также арабскую грамматику, исламоведение, мусульманскую палеографию, каллиграфию и эпиграфику.

В 1931 году Агабекзаде издал на польском языке свой учебник турецкого языка, а в 1932 году — элементарную грамматику арабского языка (фонетику и морфологию), написанную на базе второго издания «Новой грамматики арабского языка» Огюста Перье, опубликованной в Париже в 1928 году. Во Львове Садых-бек оставил целый ряд своих учеников, таких, как Теофил Володимирский, Марьян Левицкий, Омельян Прицак, Тадеуш Левицкий, Франтишек Махальский и многих других.

Во время немецко-фашистской оккупации гитлеровцы выселили немолодого уже учёного из его квартиры, поселив в плохо отапливаемое помещение. В 1943 году он тяжело заболел, а девятого октября 1944 года, уже после освобождения Львова, Садых-бек Агабекзаде скончался. До последних дней за учёным присматривали его ученица Ольга Бак и её муж.

Похоронен Садых-бек Агабеков на 84 линии Лычаковского кладбища во Львове.

Память

Во Львове одна из улиц носит имя Садых бека Агабекова.

Ссылки

• [www.ourbaku.com/2009/08/06/%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B1%D0%B5%D0%BA%D0%B7%D0%B0%D0%B4%D0%B5-%D1%81%D0%B0%D0%B4%D1%8B%D1%85-%D0%B1%D0%B5%D0%BA-%D0%B2%D0%B8%D1%86%D0%B5-%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D1%81%D1%82%D1%80-%D0%BC%D0%B2%D0%B4/]
• [www.obozrevatel.net/archive/107/socium.html#3]

Отрывок, характеризующий Агабеков, Садых-бек

– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.