Агавские языки
Поделись знанием:
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
(перенаправлено с «Агав языки»)
Агавские (агау, центральнокушитские) языки — одна из ветвей кушитской семьи языков. Распространены среди народов агау в северо-восточной Эфиопии и Эритрее, являются основным субстратом для большинства эфиосемитских языков.
Содержание
Классификация
Согласно Эпплъярду[1] внутренняя классификация агавских языков выглядит следующим образом:
- Южная группа:
- аунги (авийя) — к юго-западу от озера Тана, 350 тысяч носителей
- диалект кунфаль — (почти нет данных), к востоку от озера Тана
- аунги (авийя) — к юго-западу от озера Тана, 350 тысяч носителей
- Северно-западная группа:
- Северная подгруппа
- Центральная подгруппа
- хамтанга (хамта, хамир, камир, камта; самоназвание народа: [ʼximra] и языка: [ximʼt’aŋa]) — 143 тысячи на севере региона Амхара
- Западная подгруппа:
- кемант — на грани исчезновения (1.650 говорящих из 172 тыс. в этнической группе, 1994), на берегах озера Тана
- диалект квара (куара) — на грани исчезновения, язык части эфиопских евреев, переселившихся ныне в Израиль
- кемант — на грани исчезновения (1.650 говорящих из 172 тыс. в этнической группе, 1994), на берегах озера Тана
- Переходная между западной и центральной подгруппами:
- кайла (дембеа, кайло) — вымер, ранее язык части эфиопских евреев
Внутри северно-западной группы согласно данным лексикостатистики[2] сближаются северная и западная подгруппы, а согласно данным Эпплъярда[3][4] вместе объединяются северная и центральная подгруппы, а западная стоит особняком. При этом возможным промежуточным звеном между западной и центральной подгруппами является вымерший язык кайла[5][1].
На разных агавских языках существует богатая литературная традиция: средневековые тексты на языке кемант, ныне в основном в израильских музеях; современная литература и собственная газета на языке билин. Много рукописей существует также на языке хамтанга, а на аунги развита фольклорная традиция.
Письменность в основном на основе эфиопской графики, отдельные тексты записаны латиницей.
Фонетика
Агавские языки имеют фонологическую систему с характеристиками, типичными для кушитских языков[6].
Консонантизм: имеются аффрикаты (č, ǯ), глоттализованный ḳ; помимо ряда простых велярных (k, g, x, ŋ) есть ряд соответствующих лабиовелярных согласных (kʷ, gʷ, xʷ, ŋʷ)[6]. Кроме того, для аунги характерно также наличие ряда лабиоувулярных (qʷ, ɢʷ)[6].
Вокализм: имеются 6 фонем: i, e, ə, a, o, u; гласные по долготе не противопоставлены. Выявлены регистровые тоны: 2 — в языке билин и 3 — в аунги[6]. В ударении нет фонологии[6].
Глагольный корень имеет структуру: CVС, CVCC, CVCVC. Для именного корня характерна структура: CVC, CVCV.
Грамматика
Морфология
Синтаксис
См. также
Напишите отзыв о статье "Агавские языки"
Примечания
- ↑ 1 2 Appleyard 2006
- ↑ Bender 1971:174
- ↑ Appleyard 1984
- ↑ Appleyard 1988
- ↑ Appleyard 1996
- ↑ 1 2 3 4 5 Ветошкина В. Л. [www.tapemark.narod.ru/les/015b.html Агавские языки] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
Литература
- Ветошкина В. Л. [www.tapemark.narod.ru/les/015b.html Агавские языки] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- Appleyard, David L. The morphology of the negative verb in Agaw. Transactions of the Philological Society, 1984. 202—219.
- Appleyard, David L. Agaw, Cushitic, and Afroasiatic: The personal pronoun revisited. Journal of Semitic Studies 31(2): 1986a. 195—236.
- Appleyard, David L. Gender in the inflexion of the noun in Agaw. Presented at 1986 conference. St. Augustin, 1986b.
- Appleyard, David L. A grammatical sketch of Khamtanga I. Bulletin of the School of oriental and African Studies 50:241-266. 1987a.
- Appleyard, David L. A grammatical sketch of Khamtanga II. Bulletin of the School of Oriental and African Studies 50:470-507. 1987b.
- Appleyard, David L. Gender in the inflexion of the noun in Agaw. M. Bechhaus-Gerst and F. Serzisko, eds., 1988. 357—375.
- Appleyard, David L. Kaïliña — a 'new' Agaw dialect and its implications for Agaw dialectology // Voice and Power: The Culture of Language in North-East Africa, R.J. Hayward and I. Lewis (eds.), pp. 1-19. London: SOAS, 1996 (March). ISBN 0-7286-0257-1.
- Appleyard, David L. Preparing a Comparative Agaw Dictionary // Griefenow-Mewis & Voigt (eds.), Cushitic & Omotic Languages: Proceedings of the 3rd International Symposium Berlin, Mar. 17-19, 1994. Köln: Rüdiger Köppe Verlag, 1996. ISBN 3-927620-28-9.
- Appleyard, David L. A Comparative Dictionary of the Agaw Languages (Kuschitische Sprachstudien — Cushitic Language Studies Band 24). Köln: Rüdiger Köppe Verlag, 2006.
- Bender, Marvin L. The Languages of Ethiopia: A new lexicostatistic classification and some problems of diffusion. Anthropological Linguistics 13(5):165-288. 1971.
Ссылки
- [www.sil.org/silesr/2002/031/SILESR2002-031.pdf SIL — Sociolinguist report of the Kemant (Qimant) Language of Ethiopia]
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Агавские языки
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
