Бабаев, Агаджан Гельдиевич

Агаджан Бабаев
туркм. Agajan Babaýew
Место рождения:	Мерв, Туркестанская АССР, СССР
Научная сфера:	география
Место работы:	президент АН Туркменской ССР
Учёная степень:	академик, доктор географических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ашхабадский государственный педагогический институт
Известен как:	ученый в области изучения и освоения пустынь
Награды и премии:	Премия имени Карпинского

Агаджан Гельдиевич Бабаев (туркм. Agajan Babaýew, 10 мая 1929, г. Мерв) — крупнейший туркменский учёный в области изучения и освоения пустынь, физико-географ. Доктор географических наук, профессор, академик АН Тукменской ССР, член-корреспондент АН СССР.

Биографические данные

Родился в семье служащего — туркмена из племени текинцев. Учился в русской школе. После окончания географического факультета Ашхабадского государственного педагогического института им. М. Горького в 1949 г. — с 1950 по 1960 гг. на преподавательской работе в Туркменском государственном университете. Аспирант, доцент, заведующий кафедрой университета.

Продолжил учёбу в ленинградской аспирантуре, где в 1953 году защищал кандидатскую диссертацию. Докторскую защитил в Москве в 1968 году.

Председатель Географического общества Туркменской ССР (с 1959 г.).

Директор Института пустынь Академии Наук Туркменской ССР с 1962 по 1975 годы. С 17 апреля 1975 года по 5 апреля 1986 года — президент Академии Наук Туркменской ССР. С 23 сентября 1989 года по 1993 годы (до упразднения академии) — вновь президент Академии Наук Туркменской ССР/Академии Наук Республики Туркменистан. Академик (1975).

В 1976 был избран членом-корреспондентом АН СССР. Член-корреспондент Российской Академии наук с 1993 г.

На XXVIII съезде КПСС 13 июля 1990 года избран членом Центральной контрольной комиссии КПСС.

Директор Центра по борьбе с опустыниванием Института пустынь Академии наук Туркменистана. С 1992 — председатель Комитета по международным премиям им. Ал-Хорезми в области науки и техники. С 1993 — член Исламской международной академии наук. В начале 2009 года избран в Совет старейшин при Президенте Туркмении.

Инициатор создания и главный редактор журнала «Проблемы освоения пустынь».

Награды и почётные звания

• Заслуженный деятель науки Туркменистана (1979).
• В 1981 за разработку научных основ и технологии обогащения пустынных пастбищ, широкое внедрение их в практику каракулеводства Средней Азии стал лауреатом Государственной премии СССР.
• В 1990 за выдающиеся работы в области геологии награждён премией А. П. Карпинского.
• Награждён орденом «Знак Почёта» и медалями.

Депутат Совета Национальностей Верховного Совета СССР 10 (1979-1984) и 11 (1984-1989) созывов от Туркменской ССР.

Избранная библиография

Возглавив Институт пустынь в 1960 А. Бабаев полностью посвятил себя организации научных исследований пустынь страны, развитию международных научных связей по проблеме пустынь. Автор 162 монографий, брошюр и научных статей, посвящённых проблемам изучения природы и освоения пустынь мира, СССР, Туркмении. Многие рекомендации учёного по охране природы и рациональному использованию ресурсов пустынь нашли практическое применение.

• Пустыня Кара-Кумы. Ашхабад, 1963
• Оазисные пески Туркменистана и пути их освоения. Ашхабад, 1973;
• Пустыни СССР вчера, сегодня, завтра, М., 1977 (совм. с З. Г. Фрейкиным)
• Кладовая Каракумов (для млад и сред. школьного. возраста), Ашхабад, 1980
• Пустыня как она есть, 1983
• Пустыни (совместно с Зонн И. С., Дроздовым Н. Н., Фрейкиным З. Г.) / Отв. ред. Э. М. Мурзаев. — М. Мысль, 1986.

Ссылки

• [www.slovar.info/word/?id=4811 БАБАЕВ АГАДЖАН ГЕЛЬДЫЕВИЧ]
• [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1243660500 Академик Агаджан Бабаев: Жизнь в пустынях — будущее человечества?]

Отрывок, характеризующий Бабаев, Агаджан Гельдиевич

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.