Агапеев, Всеволод Николаевич

Всеволод Николаевич Агапеев
Дата рождения	20 апреля 1877(1877-04-20)
Место рождения	Владикавказ
Дата смерти	22 февраля 1948(1948-02-22) (70 лет)
Место смерти	Ницца, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Годы службы	1894—1918
Звание	генерал-майор
Командовал	38-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Русско-японская война, Первая мировая война, Гражданская война
Награды и премии	ГО 3-й ст. 2-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 4-й ст. 3-й ст. 3-й ст.

Все́волод Никола́евич Агапе́ев (1877 — 1948) — русский и украинский военный деятель, генерал-майор Русской императорской армии, герой Первой мировой войны, позже военачальник армии Украинской Народной Республики.

Биография

Православный. Из дворян Орловской губернии. Сын полковника Николая Антоновича Агапеева.

Окончил Воронежский кадетский корпус (1894) и Павловское военное училище (1896), откуда выпущен был подпоручиком в 39-ю артиллерийскую бригаду.

Чины: поручик (1899), штабс-капитан (1902), капитан (1904), подполковник (1908), полковник (1911), генерал-майор (1916).

В 1902 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду. Состоял старшим адъютантом штаба 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии (1904—1905), в составе которой участвовал в русско-японской войне. Затем был помощником старшего адъютанта штаба Киевского военного округа (1905—1908), и. д. штаб-офицера для особых поручений при штабе 11-го армейского корпуса (1908) и старшим адъютантом штаба Киевского военного округа (1908—1912). В 1911 и 1912 годах прикомандировался к Офицерской воздухоплавательной школе, которую окончил со званием летчика-наблюдателя. В 1912—1913 годах был начальником отделения Главного управления Генерального штаба.

21 июня 1913 года назначен начальником штаба 38-й пехотной дивизии, с которой вступил в Первую мировую войну. Был пожалован Георгиевским оружием

За то, что в боях под Ласком с 5-го по 17-е ноября 1914 г. самоотверженно помогал начальнику дивизии управлять боем дивизии, подвергая свою жизнь явной опасности, верно и быстро оценивая обстановку и в особенности значение Юлеевского леса, содействовал начальнику дивизии в достижении цели, поставленной дивизии, т. е. наступлению от Ласка на Шалек.

5 июля 1915 года назначен командиром 141-го пехотного Можайского полка, а 7 октября 1916 года — начальником штаба 124-й пехотной дивизии. Затем командовал 38-й пехотной дивизией. Весной 1917 года был назначен начальником штаба Киевского военного округа.

С 10 мая 1918 года состоял членом Военно-научного комитета при Главном управлении Генерального штаба Украинской державы. Затем был начальником штаба 5-го корпуса гетманской армии. В январе—феврале 1919 года был помощником начальника штаба Юго-Западного фронта армии УНР, затем помощником атамана Оскилка, командующего Юго-Западного района армии УНР. 17 февраля 1919 года назначен начальником штаба Северной группы армии УНР. В конце апреля 1919 года участвовал в выступлении атамана Оскилка против Директории УНР, после поражения которого бежал в Польшу. По другим данным, с 7 января 1919 года служил в Вооруженных силах Юга России, был военным агентом в Константинополе.

В эмиграции во Франции. Состоял членом Общества офицеров Генерального штаба. Жил под Парижем, из-за болезни переехал в Ниццу. Умер в 1948 году в госпитале «Пастер». Похоронен на местном кладбище.

Агапеев о себе

«Я по происхождению русский, но всегда был противником как большевистского, так и деникинского монархизма и централизма. Я сторонник широкого демократизма и принципа самоопределения наций. Украину я люблю и служил ей ещё в декабре 1917 г. и в 1918 г. при Центральной Раде, а также в 1918 году при Гетмане и в 1919 году при Директории. Республиканское правительство Украины я признаю, сроднился с украинской армией и с полным удовлетворением вновь принес бы свои знания и опыт на пользу украинской армии».

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1905);
• Орден Святой Анны 3-й ст. (1906);
• Орден Святой Анны 4-й ст. (1907);
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1909);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (ВП 07.11.1914);
• Орден Святой Анны 2-й ст. с мечами (ВП 07.11.1914);
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (ВП 28.06.1915);
• Георгиевское оружие (ВП 12.07.1915).

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2727 Агапеев, Всеволод Николаевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• [regiment.ru/bio/A/110.htm Биография на сайте «Русская императорская армия»]

Отрывок, характеризующий Агапеев, Всеволод Николаевич

Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.