Агарунов, Яков Михайлович

Яков Михайлович Агарунов
1-й секретарь Орджоникидзевского районного комитета КП Азербайджана
1938 — 1941
Секретарь по нефтяной промышленности Бакинского городского комитета КП Азербайджана
1941 — 1942
Секретарь по нефтяной промышленности Куйбышевского областного комитета КПСС
1942 — 1947
Секретарь Бакинского городского комитета КП Азербайджана
1947 — 1950
Рождение:	25 апреля 1907(1907-04-25) Еврейская Слобода, Кубинский уезд, Бакинская губерния, Российская империя
Смерть:	31 мая 1992(1992-05-31) (85 лет) Баку
Место погребения:	Баку
Дети:	Михаил
Партия:	ВКП(б) / КПСС
Образование:	Бакинский педагогический институт; Высшая партийная школа при ЦК ВКП(б)
Деятельность:	поэт, драматург
Награды:

Яков Михайлович Агарунов (25 апреля 1907, Еврейская Слобода, Бакинская губерния — 31 мая 1992, Баку) — политический и общественный деятель Азербайджана, горско-еврейский поэт и драматург, автор нового горско-еврейского алфавита.

Биография

Родился в семье садовода. Учился в традиционной еврейской школе, в 1915—1919 гг. — одновременно и в русской школе.

С 1920 г. — комсомольский активист; участвовал в работе самодеятельного драмкружка. В 1924—1925 гг. перевел с азербайджанского на горско-еврейский язык пьесу Узеира Гаджибекова «Аршин мал алан».

В 1925—1928 гг. учился на рабфаках Москвы и Баку. Окончил исторический факультет Бакинского педагогического института и Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б).

С 1932 г. — в аппарате ЦК КП(б) Азербайджана. В 1934—1938 гг. — редактор республиканской газеты «Коммунист» на горско-еврейском языке, одновременно — заместитель директора Государственного Азербайджанского государственного издательства (курировал издание всех книг на горско-еврейском языке).

С 1937 г. — кандидат в члены ЦК КП(б) Азербайджана. С 1938 г. — 1-й секретарь Орджоникидзевского райкома партии, самого крупного нефтедобывающего района Республики. В течение 1938—1939 гг. Орджоникидзевский район стал передовым нефтяным районом СССР; Я. М. Агарунов был награждён орденом Трудового Красного Знамени. С 1939 г. — член ЦК КП(б) Азербайджана.

С 1941 г. — секретарь Бакинского горкома партии по нефтяной промышленности. В первый же год войны нефтяники Баку дали стране 23,5 млн тонн нефти; за образцовое выполнение задания правительства Я. М. Агарунов был награждён орденом «Знак Почёта».

Осенью 1942 года в числе 5000 бакинских специалистов был направлен на освоение нефтяной целины в Куйбышевскую область, назначен секретарем Куйбышевского областного комитета КПСС по нефтяной промышленности. В 1943 г. нефтяники Куйбышева увеличили добычу на 42 %, открыли и ввели в эксплуатацию новые нефтяные и газовые месторождения, построили первый в СССР дальний газопровод. За образцовое выполнение задания партии и правительства в условиях военного времени Я. М. Агарунов был награждён орденом Ленина. Министр нефтяной промышленности СССР Н. К. Байбаков назвал Я. Агарунова «одним из создателей отечественной нефтяной промышленности».

В 1947—1950 гг. — секретарь Бакинского горкома партии.

В 1963—1971 гг. — заместитель директора Всесоюзного научно-исследовательского института по технике безопасности нефтяной промышленности.

Неоднократно избирался членом ЦК КП(б) Азербайджана, депутатом Верховного Совета Азербайджанской ССР. Был делегатом многих партийных конференций и съездов, в том числе и делегатом XVIII съезда ВКП(б) (1939).

После ухода на пенсию продолжал заниматься общественной и публицистической деятельностью, был членом Комитета Революционной славы Республики.

Семья

• Сын Михаил (род. 1936) — профессор, химик, специалист по генеалогии горских евреев.
• Дочь Эльмира (род. 1940) — кандидат химических наук.

Творчество

Стоял у истоков еврейско-татской литературы. Используя поэтику фольклора, Агарунов пытался наполнить свои произведения актуальным, в духе официальной политики, общественным содержанием.

Возглавлял группу составителей татского алфавита на основе латиницы, принятого на Второй Всесоюзной конференции по культурному строительству среди горских евреев, созванной для решения вопроса татского алфавита (апрель 1929, Баку).

Составил татско-русский и русско-татский словари на 8000 слов (опубликованы сыном).

Агарунов — автор мемуаров «Нефть и Победа» (Баку, 1991), «Большая судьба маленького народа» (М., 1995), «Как создавалась татская литература» (отрывки на еврейско-татском языке опубликованы в альманахе «Ватан советиму», 1974–77).

Известные произведения

• Стихотворение «Ковтэр» («Голубь», 1920) — считается первым поэтическим произведением на татском языке.
• Сатирическая комедия «Падшох, рабби ва-ошир» («Царь, раввин и богач»; 1920) — написана для любительской молодёжной труппы.
• Пьеса «Тахзир кини» («Чья вина?», другое название «Слёзы радости»; 1928) — неоднократно ставилась на сценах Баку и Дербента.
• Стихотворение «Духдар доги» («Горская девушка», 1928).

Избранные публикации

• Агарунов Я. М. Большая судьба маленького народа [О горских евреях (татах)] : (Воспоминания). — М.: Чоро, 1995. — 154 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8497-0014-5.
• Агарунов Я. М. Героические свершения азербайджанских нефтяников в годы Великой Отечественной войны. — Баку: Азернешр, 1982. — 107 с. — 4000 экз. || Нефть и победа : (Героич. свершения азерб. нефтяников в годы Великой Отеч. войны 1941-45 гг.). — Баку: Азернешр, 1991. — 166 с. — 5000 экз.
• Агарунов Я. М. Как создавалась татская литература // Ватан советиму. — 1974—1977. (отрывки; на еврейско-татском языке)
• Агарунов Я. М., Агарунов М. Я. Большой словарь языка горских евреев - джуури: Книга I. Джуури-русский словарь; Книга II. Русско-джуури словарь. — Пятигорск: ПЕРО «Геула»; РИА-КМВ, 2010. — 660 с.
• Агарунов Я. М., Агарунов М. Я. Татско (еврейско)-русский словарь: Ок. 9000 слов. — М.: Еврейский университет в Москве, 1997. — 204 с.

Награды

• орден Ленина
• орден Трудового Красного Знамени
• орден «Знак Почёта»
• Почётный нефтяник СССР
• Почётная Грамота Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР (1977, 1987)

Ссылки

• [www.ourbaku.com/index.php5/%D0%AF%D0%BA%D0%BE%D0%B2_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87_%D0%90%D0%B3%D0%B0%D1%80%D1%83%D0%BD%D0%BE%D0%B2 Агарунов Яков Михайлович — советский партийный деятель, организатор нефтяной промышленности, писатель]. Наш Баку : История Баку и бакинцев. Проверено 10 июля 2012. [www.webcitation.org/6BFiOmiRo Архивировано из первоисточника 8 октября 2012].
• [www.eleven.co.il/article/10061 Агарунов Яков] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [www.izrawriters.ru/agarunov.php Яков Агарунов]. «Русские» писатели Израиля. Проверено 11 июля 2012. [www.webcitation.org/6BFiPc0gd Архивировано из первоисточника 8 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Агарунов, Яков Михайлович

Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.