Агата Кристи (группа)

Агата Кристи
Основная информация
Жанры	готик-рок постпанк психоделический рок альтернативный рок арт-рок (1988—1991, 2000) новая волна (1988—1990)
Годы	1988—2010, 2015 (воссоединение)
Страны	СССР СССР Россия Россия
Город	Свердловск / Екатеринбург (1988—1994) Москва (1994—2010)
Язык песен	русский
Лейбл	Sintez Records Extraphone Никитин / WWW Records Стиль Рекордс Студия Союз
Состав	Вадим Самойлов Глеб Самойлов Константин Бекрев Роман Баранюк
Бывшие участники	Александр Козлов Андрей Котов Пётр Май Лев Шутылев Альберт Потапкин Дмитрий Хакимов
Другие проекты	The Matrixx
[agata.rip ip]
Агата Кристи на Викискладе

«Ага́та Кри́сти» — советская и российская рок-группа, одна из наиболее популярных в стране в середине и во второй половине 1990-х годов. Основана в 1985 году в Свердловске Вадимом Самойловым, Александром Козловым и Петром Маем под названием ВИА «РТФ УПИ», официально же история группы отсчитывается с концерта 20 февраля 1988 года. Во время записи альбома «Второй фронт» в начале того же года к группе примкнул младший брат Вадима Глеб. Впоследствии состав группы неоднократно менялся, но её лидерами и вокалистами неизменно оставались братья Самойловы. Они же, вместе с Александром Козловым, являются авторами всех песен «Агаты Кристи».

Творчество группы неоднородно и пересекается со многими направлениями рок-музыки — готик-рок, постпанк, альтернативный рок, психоделический рок, арт-рок, глэм-рок и другие.

К наиболее известным песням группы можно отнести такие композиции, как «Viva Kalman!», «Как на войне», «Истерика», «Опиум для никого», «Сказочная тайга», «Чёрная луна», «Моряк», «Ковёр-вертолёт» и «Секрет».

На счету у группы десять студийных альбомов, пять сборников, два альбома с ремиксами, три макси-сингла, восемнадцать видеоклипов. В 2009 году музыканты объявили о прекращении существования коллектива и отправились в заключительное турне по России и ближнему зарубежью. К лету 2010 года был записан последний альбом группы — «Эпилог», а также поставлена точка в одноимённом туре — группа отыграла прощальный концерт на фестивале «Нашествие».

После распада «Агаты Кристи» Глеб Самойлов, совместно с клавишником Константином Бекревым и ударником Дмитрием Хакимовым, игравшими в «Агате» с 2008 года, создал группу «Глеб Самойлоff & The Matrixx» (впоследствии просто The Matrixx).

Название

Поскольку никаких оригинальных названий никто из участников группы придумать не мог, Вадим Самойлов предложил назвать её в честь Жака-Ива Кусто, чьим поклонником он тогда был, однако его идею не поддержали. Когда зашла речь о том, чтобы использовать имя другого известного человека, Александр Козлов предложил английскую писательницу Агату Кристи, несмотря на то, что никогда не любил её детективные романы. Одним из мотивов такого названия, возможно, было то, что её инициалы — А. К. — совпадали с его собственными.

История

Предыстория (1985—1988)

История «Агаты Кристи» началась в 1985 году, когда на базе радиотехнического факультета (РТФ) Уральского политехнического института (УПИ) в Свердловске студентами Вадимом Самойловым, Петром Маем и Александром Козловым был основан музыкальный коллектив под названием ВИА «РТФ УПИ». Все трое были выходцами из города Асбеста, ранее учились в одной школе и вместе выступали в школьном ансамбле.

В этом составе группой было записано несколько любительских магнитоальбомов: «Если» (1985) «Голос» (1986) и «Свет» (1987). Коллектив также участвовал в КВН, выступая с музыкальными номерами в составе команды УПИ «Уральские Дворники» (финалист высшей лиги).

Начало творчества (1988—1992)

Второй фронт

Официальным днём рождения группы считается день их первого концерта под названием «Агата Кристи», который состоялся 20 февраля 1988 года в зале № 2 Уральского политехнического института. Это же был первый концерт, на котором на бас-гитаре играл младший брат Вадима, Глеб Самойлов, ставший к тому моменту полноправным участником группы (до него на басу играл Александр Кузнецов). Перед аудиторией примерно в двести человек была представлена программа под названием «Второй фронт» и некоторые более новые песни.

Альбом «Второй фронт», записанный в декабре 1987 — январе 1988 года в одной из аудиторий РТФ УПИ и выпущенный на самиздатовском магнитоальбоме в 1988 году, с тех пор считается первым официальным альбомом группы, хотя сами музыканты считают его пробным, «нулевым». Официально он был издан лишь в 1997 году, после ремастеринга А. Кузнецовым.

Коварство и любовь

После записи второго альбома «Коварство и любовь» группа получила определённую известность и успешно выступила на нескольких рок-фестивалях, в частности, на III фестивале Свердловского рок-клуба, где музыканты познакомились с Андреем Макаревичем и Вячеславом Бутусовым. Состав «Агаты» в эти годы несколько раз менялся: на место Петра Мая пришёл Альберт Потапкин, а вторым клавишником стал Лев Шутылев из «Флага». Группа перезаписала альбом «Коварство и любовь», изменив список композиций, и с ним выступала в Москве на фестивалях «СыРок», «Интершанс» и «Ступень к Парнасу». Фрагменты выступлений «Агаты Кристи» начали показывать по центральному телевидению в программе «Взгляд». Благодаря этим эфирам музыканты познакомились с режиссёром Андреем Разбашем, который снял для них клип на песню «Viva Kalman!».

В 1989 году группа представляла советский рок на Фестивале искусств в Глазго (Шотландия), а в 1991 году — получила гран-при и денежный приз в размере десяти тысяч франков на фестивале молодых европейских групп «Open du Rock» во Франции в Бургундии.

Декаданс

Следующий альбом — «Декаданс» был записан в 1990 и издан в 1991 году. Концертная премьера нового альбома состоялась в 1991 году в Екатеринбурге. К моменту его записи Потапкина сменил Андрей Котов, ставший бессменным ударником группы почти до самого её распада. С его приходом сформировался состав группы, остававшийся неизменным на протяжении более чем десяти лет: В. Самойлов (вокал, бас, гитары) — Г. Самойлов (вокал, бас, гитары) — Козлов (клавишные) — Котов (ударные).

В 1991 и 1994 годах «Агата» участвовала в благотворительных концертах «ВИD — АнтиСПИД» в СК «Олимпийский» вместе с такими группами, как «Машина времени», «Бригада С», «Чайф», «Крематорий» и «Моральный кодекс».

В целом альбом «Декаданс» прошёл практически незамеченным и был оценён только на новом витке популярности коллектива. Финансовые проблемы, творческий кризис и общее падение интереса к рок-музыке поставили существование группы под угрозу. Перед Козловым встал выбор между карьерой врача-кардиолога и участием в группе. Он предпочёл второе, тайком от родителей прекратив учёбу в мединституте.

Пик коммерческого успеха (1993—1995)

Позорная звезда

В 1993 году группа выпускает «очень энергичный, довольно воинственный по духу и равнодушный по интонациям» альбом «Позорная звезда» — один из первых в истории российской рок-музыки, выпущенный на компакт-дисках. Запись первоначального варианта альбома была произведена ещё в 1992 году, и в том же году, 18 декабря, музыканты группы снялись в одноимённом видеофильме, в котором исполнили практически все песни из своего нового альбома. Композицией «Я буду там» с тех пор завершалась большая часть концертов «Агаты», а песня «Как на войне» стала визитной карточкой группы и одним из главных её хитов. Интересно, что Глеб долго не делился ею с группой, приберегая её для своего сольного творчества, и принёс её в студию только, когда понял, что готовящийся альбом требует от музыкантов полного вложения сил. После первого же прослушивания Александр Козлов определил песню как главный потенциальный хит альбома.

Вначале альбом был замечен в Санкт-Петербурге, после чего быстро разошёлся огромными тиражами по всей стране. Так как официально на компакт-дисках этот альбом к тому времени ещё не был выпущен (не считая того небольшого тиража, изданного в 1993-м году, с белой обложкой конверта — эти диски удалось приобрести лишь немногим счастливчикам), то распространялся он исключительно на компакт-кассетах, по большей части «пиратских». Клипы на песни «Новый год» и «Как на войне» попали в ротацию на телевидение и радио, группа с успехом гастролировала по всей стране, параллельно снимаясь в музыкальных телепередачах. Композиция «Как на войне» заняла первое место в журналистском опросе, проведённом агентством «Интермедия» в 1995 году. Началось сотрудничество «Агаты Кристи» с продюсерским центром «Rise Music», принадлежавшим Владимиру Месхи, а спонсорство концертов взяла на себя фирма «Росремстрой» (с заместителем генерального директора которой Вадим вместе учился), благодаря которой был снят клип на песню «Нисхождение» и концерт-презентация следующего альбома «Опиум» в ГЦКЗ «Россия» в Москве (12 февраля 1995 года) и в ДС «Юбилейный» в Санкт-Петербурге. К концу 1994 года группа окончательно перебралась в Москву.

Альбом получил признание и у свердловских рок-музыкантов: вскоре Вадим Самойлов получил предложения участвовать в качестве музыканта, звукового продюсера и аранжировщика в записи альбомов «Титаник» («Наутилус Помпилиус») и «Невеста» («Настя»). Лидер «Наутилуса» Вячеслав Бутусов также настойчиво рекомендовал «Позорную звезду» многим своим коллегам-музыкантам.

Опиум

Следующий альбом — «Опиум», выпущенный в 1995 году, принёс группе оглушительную славу, к которой сами музыканты, как они впоследствии признавались, не были морально готовы. Такие песни как «Чёрная луна», «Вечная любовь», «ХалиГалиКришна» и, в особенности, «Сказочная тайга» и «Опиум для никого» стали хитами и исполнялись на подавляющем большинстве концертов.

Первоначальный вариант «Сказочной тайги», написанный Козловым, был выдержан в ритме и стилистике популярной в то время группы Ace Of Base. Глеб Самойлов заметил, что мелодия сильно напоминает композицию «Звенит январская вьюга» из комедии «Иван Васильевич меняет профессию», после чего было решено переписать её в стилистике 80-х годов, явно подчеркнув это сходство. Написанный Глебом Самойловым текст, в свою очередь, содержал отсылки к старым песням прошлых лет, что, по его словам, придало песне «ностальгически-прикольное» звучание. На «Сказочную тайгу» был также снят ностальгический клип с участием актёров из фильма и посвящённый памяти режиссёра Леонида Гайдая, который скончался за год до выхода «Опиума».

По итогам 1995 года группа возглавила основные российские хит-парады, а большинство влиятельных российских музыкальных изданий назвало её «группой года». В то же время «Опиум» был отрицательно воспринят некоторой частью поклонников, знакомых с «Агатой» со времён «Коварства и любви» и «Декаданса», которые обвиняли музыкантов в коммерциализации.

Прохождение пика популярности (1996—2001)

Ураган

Записав в 1996 году альбом ремиксов на уже известные хиты под названием «Heroin 0 Remixed», группа выпустила мрачный и депрессивный альбом «Ураган», который был уже не столь успешен коммерчески, но получил признание среди коллег-музыкантов. Зимой 1996 года был снят клип на песню «Два корабля» в московском дельфинарии: декорациями был обставлен бассейн, а посреди него стояла платформа, где находились музыканты. Премьера этого видеоклипа, ставшая одним из самых долгожданных событий в российском шоу-бизнесе, была одновременной на радио («Европа Плюс») и телевидении (ОРТ). Позже был снят видеоклип на песню «Моряк» по сценарию Ренаты Литвиновой, запрещённый к показу на «ОРТ» как «негативно влияющий на психику и не соответствующий имиджу общественного канала». В то же время, по всем остальным российским телеканалам (включая и центральные), этот видеоклип транслировался в обычном режиме, а запрет к показу на ОРТ лишь способствовал его популярности в народе.

В феврале 1998 года группа отыгрывает юбилейный концерт в СК «Олимпийский», записанный командой Программы «А» и Сергеем Антиповым, и несколько раз поёт на бис. Выпускается концертный диск «10 лет жизни». В том же году, в Монте-Карло, группа становится лауреатом премии «World Music Awards» в номинации «Успешно продаваемая зарубежная группа». Также она становится и остаётся единственной российской (советской) рок-группой, четырежды награждённой национальной музыкальной премией «Овация».

Чудеса

Летом 1998 года группа приступила к работе над новым альбомом «Чудеса», не менее мрачным, чем предыдущий, и с большой долей электроники. Выход альбома перенесли с сентября на декабрь в связи с августовским дефолтом 1998 года. После его выхода группа на некоторое время исчезла из поля зрения широкой публики. Режиссёр Виктор Конисевич, уже сотрудничавший с группой, снял клип на песню «Ковёр-вертолёт», которая к моменту выпуска пластинки уже была очень популярна благодаря частым ротациям на крупнейших российских радиостанциях. Другой клип, «Дорога паука», в течение месяца держал первую позицию в «Русской десятке MTV», но в то же время не был допущен к эфиру на «ОРТ» «из-за депрессивного характера песни».

Весной 1999 года состоялся большой тур по Сибири с группами «Алиса» и «Бекхан». Осенью «Агата Кристи» отправилась в большой концертный тур в поддержку молодёжной акции «Да!» вместе с группами «Браво» и «Ляпис Трубецкой», во время которого, прямо в поезде, начала работу над новыми песнями для альбома «Майн Кайф?».

Майн Кайф?

В июле 2000 года вышел в свет альбом с провокационным названием «Майн Кайф?» — наиболее концептуальный альбом группы, в котором каждая композиция является частью общего сюжета альбома. Тематически альбом близок к сольному альбому Глеба Самойлова «Маленький фриц», записанному в 1990 году и выпущенному на CD в 1995 году. В апреле был снят клип на песню «Секрет», премьера которого состоялась на канале «MTV». Также эта песня вошла в саундтрек к фильму Алексея Балабанова «Брат 2».

Начало нового тысячелетия ознаменовалось окончанием сотрудничества с «Rise Music», после чего продюсером группы стал Вадим Самойлов. Группой были также созданы три макси-сингла, расширяющих основной материал альбома, в которые вошли неизданные песни «Никогда» и «Пуля». Для второго макси-сингла силами братьев Самойловых снимается низкобюджетный клип на песню «Выпить море». В 2001 году группа принимала участие в создании оригинального саундтрека к фильму Сергея Бодрова-младшего «Сёстры», специально для которого была написана песня «Пуля».

Смерть Александра Козлова

1 марта 2001 года от атеросклероза скончался автор музыки, клавишник и один из основателей группы — Александр Козлов. Свой последний концерт он отыграл в феврале в Петербургском ДС «Юбилейный». Вспоминает Глеб Самойлов:

После концерта мы спускались со сцены, было темно, и Сашка с неимоверной высоты упал с лестницы вниз. Я страшно перепугался, что он переломал себе все на свете, поднял его и спрашиваю: «Как ты?!» Он толком не отвечает. Тогда я стал проводить тесты на сотрясение мозга, перелом позвоночника и т. д. Саша очухался и говорит: «Все в порядке! Ты чего так перепугался?» — «Да ты с такой высоты упал — я думал, ты умер!» Умер Саша не тогда… Он всегда разрешал наши конфликты с Вадимом.

В память об Александре Козлове группой был подготовлен трибьют-альбом, где его песни прозвучали в исполнении таких известных рок-групп, как «Би-2», «Настя», «Смысловые галлюцинации», «Апрельский марш» и др., однако официальный выпуск альбома так и не состоялся.

Первоначально братья Самойловы заявили о том, что не будут искать замены Александру Козлову, и долгое время все его клавишные партии, в том числе и на концертах, исполнялись секвенсором. Лишь незадолго до прощального тура «Эпилог» в группу был всё же принят новый клавишник Константин Бекрев.

Творческий кризис и альбом Триллер. Часть 1 (2001—2008)

В преддверии 15-летнего юбилея группа гастролировала мало и практически не работала над новыми песнями. Братья Самойловы принимали участие в совместных проектах с другими музыкантами. Так, Вадим занялся продюсированием групп «Чичерина» и «Смысловые галлюцинации» и снялся у последних в клипе на песню «Охотники». Кроме того, он принял участие в записи альбома группы «Пикник» «Тень вампира» и клипа на песню «Не кончается пытка».

В 2003 году группа выпустила два сборника «Избранное» и «Скаzки»: в последний вошли некоторые песни из готовящегося к выходу нового альбома. В феврале 2003 года музыканты отыгрывают юбилейный концерт в «Лужниках», снятый Сергеем Антиповым.

Осенью 2004 года собственными силами группа выпустила альбом под названием «Триллер. Часть 1». Альбом собрал положительные отзывы в прессе, а две песни из него — «Триллер» и «В интересах революции» — заняли лидирующие позиции в чартах «Нашего радио». Сначала братья Самойловы объяснили разделение альбома на части тем, что к выходу альбома было написано 22 песни и от двойного диска впечатление у слушателя осталось бы смазанным. Но в одном из последующих интервью выяснилось, что второй части не будет.

В сентябре музыканты приняли участие в благотворительном музыкальном марафоне «SOSтрадание» по сбору средств в помощь семьям, пострадавшим во время теракта в Беслане, исполнив песни «Чудеса» и «Корвет уходит в небеса».

Группа участвовала в программе «Первая ночь с Олегом Меньшиковым» на «НТВ» в дуэте с актрисой Ириной Апексимовой с песней «Бэсса мэ…» из альбома «Коварство и любовь», а также в «Неголубом огоньке» на «РЕН ТВ» с собственной версией песни Игоря Николаева из репертуара певицы Наташи Королёвой «Маленькая страна». Песня исполнялась группой на нескольких концертах, но впоследствии была исключена из репертуара из-за проблем с авторскими правами.

После выхода альбома «Триллер. Часть 1» музыканты отходят от активной совместной работы — Вадим запускает проект «Рокгерой», призванный помочь начинающим музыкантам, а Глеб все чаще проводит сольные творческие вечера. В 2006 году Вадим Самойлов написал для фильма Алексея Балабанова «Мне не больно» песню «Позови меня, небо», вошедшую в сольный проект «Полуострова 2». В 2007 году вышел совместный с группой «Би-2» видеоклип на песню «Всё, как он сказал», а с 24 декабря на «Нашем радио» стартовал радиосингл «Подвиг» из будущего альбома.

В день рождения группы, который состоялся 20 февраля 2008 года, прошла презентация коллекционного переиздания альбомов. Обложки для всех альбомов были выполнены в новом оригинальном авторском дизайне, непохожем на предыдущие оформления, но в котором, согласно официальному сайту группы, «знатоки музыки „Агаты Кристи“ смогли найти некие параллели и преемственность от предыдущих изданий». Оформление большей части обложек выполнила «Дизайн-Студия Артемия Лебедева». Во многие пластинки вошли аудио и видео бонус-треки, ранее никогда не издававшиеся. Иным стало и звучание альбомов, так как на все старые фонограммы был сделан современный цифровой ремастеринг.

20 и 21 февраля 2008 года группа отыграла юбилейные концерты в Москве и Санкт-Петербурге, а 4 июля выступила на рок-фестивале «Нашествие», где Вадим представил публике участников своего проекта «Рокгерой».

«Эпилог» и распад группы (2008—2010)

В октябре группу покинул ударник Андрей Котов, и в коллектив пришли новые музыканты — ударник Дмитрий «Snake» Хакимов («НАИВ») и клавишник-басист Константин Бекрев («Мир Огня»). Расставание с Котовым братья Самойловы объяснили тем, что при записи нового материала им захотелось поработать с «живым» барабанщиком, в то время как Андрей Котов играл с ними только на концертах и не принимал участия в создании музыки. В новых музыкантах их привлекли «личная харизма, вкус и желание работать вместе». 8 ноября в московском клубе «Б1 Maximum» группа в новом составе представила программу из 12 новых песен.

2 февраля 2009 года на официальном сайте коллектива появилась новость о том, что творчество «Агаты» вступает в стадию завершения. Группа объявила о планах отправиться в гастрольный тур под названием «Эпилог», а также записать и выпустить одноимённый альбом.

По словам братьев Самойловых, «Эпилог „Агаты Кристи“ — это не пафосное прощание. Это просто констатация того факта, что мы заканчиваем длительный и важный период нашей совместной музыкальной и человеческой жизни. „Агата Кристи“ в том виде, в котором она всем известна, исчерпала себя, и мы хотим попрощаться с ней с чувством взаимного удовлетворения».

Братья Самойловы объяснили распад группы тем, что они стали разными людьми, с разными жизненными ценностями и музыкальными вкусами, и им всё сложнее находить то общее, что могло бы существовать в рамках «Агаты» и устраивать их обоих. Они также отметили невозможность полноценно заниматься сольным творчеством до тех пор, пока существует «Агата». В прессе нередко делается акцент на расхождениях в политических взглядах: Вадим известен дружбой с Владиславом Сурковым и впоследствии был доверенным лицом Владимира Путина на президентских выборах 2012 года, в то время как Глеб поддерживает радикальную оппозицию.

Концерты в рамках тура «Эпилог» продолжались с апреля по декабрь 2009 года в 44 городах России, Белоруссии, Латвии и Германии. Кульминацией тура стали большие концерты в Москве и Санкт-Петербурге. Окончательная точка была поставлена концертом 10 июля 2010 года на «Нашествии», а девять дней спустя в продажу поступили прощальный альбом «Эпилог» и DVD с фильмом о группе. Последний концерт на ударных отыграл Роман Баранюк («Мир огня»).

После «Агаты»

На вопрос о возможности возрождения «Агаты» братья ответили по-разному:

Кто хочет, пускай надеется, но вряд ли. Жизненные пути уже очень сильно расходятся.

— Глеб

Я не зарекаюсь. Вполне возможно, каждый пройдёт этот отрезок индивидуального пути для того, чтобы потом с новыми силами собраться. И «Агатой» ли «Кристи», не «Агатой» ли «Кристи» что-то сделать. […] Всё может быть, и если это произойдёт, то произойдёт не сейчас, не сразу, и каждый из нас должен прожить свою фазу жизни, чтобы потом, встретившись, понять: мы вообще резонируем друг с другом или нет? Потому что мы не резонируем сейчас.

— Вадим

В марте 2010 года Глеб Самойлов возглавил группу The Matrixx, в которую также перешли Дмитрий Хакимов и Константин Бекрев. Вадим возобновил музыкальную деятельность только в 2013 году, когда выступил с новой программой на праздновании Дня Города в Екатеринбурге.

Первые несколько лет после распада «Агаты», по обоюдной договорённости, её песни братьями по отдельности не исполнялись. Исключение было сделано для песни «Порвали мечту» из альбома Триллер, особенно дорогой для Глеба. Она вошла в репертуар группы «The Matrixx». На сольных вечерах Глебом также исполнялись некоторые песни с альбомов «Агаты Кристи», которые не входили в концертный репертуар группы: «Они летят», «Ползёт» и др.

В феврале 2015 года братья Самойловы впервые выступили с двумя «ностальгическими» концертами в Санкт-Петербурге и Москве. После этого прежние ограничения на исполнение песен «Агаты» были сняты: некоторые из них вошли в репертуар группы «The Matrixx», а Вадим Самойлов отправился в гастрольный тур с программой «„Агата Кристи“. Все хиты». Однако в мае 2015 года Глеб Самойлов выступил с заявлением о том, что не предполагал того, что Вадимом будут исполняться песни, написанные или ранее исполнявшиеся им, и обвинил брата в присвоении им гонорара за «ностальгические» концерты. Позже на официальном сайте «The Matrixx» появилось сообщение о том, что конфликт между братьями улажен, однако год спустя Глеб подал на Вадима в суд, обвинив его в нарушении авторских прав и требуя запретить ему исполнять написанные им песни из репертуара «Агаты Кристи». Дело будет рассматриваться в Савеловском суде Москвы.

Совместные проекты

«Квартет И» — «Быстрее, чем кролики»

Музыканты «Агаты Кристи» приняли участие в создании музыки к спектаклю московского комик-театра «Квартет И» «Быстрее, чем кролики» в 2005 году. Специально для спектакля была записана новая версия песни «Целовались и плакали» с сольного альбома Глеба Самойлова «Свистопляска» и создана песня «Весёлый мир». На «Весёлый мир» был также снят видеоклип в антураже спектакля и с участием артистов «Квартета И». Одновременно клип завершил трилогию, начавшуюся клипом «Моряк» в 1997 году (также с артистами «Квартета И») и продолжившуюся «Триллером» в 2004 году. Позже песня «Весёлый мир» была в качестве бонуса включена во второе издание альбома «Триллер».

В киноверсию спектакля, снятую уже после распада коллектива, вошёл специально снятый эпизод, в котором братья Самойловы работают над не существующим в действительности музыкальным клипом на песню «Чёрная луна».

Творчество

Истоки

Широко распространено мнение о том, что на становление стиля и творчества группы повлияла британская группа The Cure, в особенности альбом Disintegration. Первое знакомство с их музыкой произошло в 1989 году, когда возвращаясь из Глазго, с выступления на фестивале советского рока, ребята привезли эту пластинку. Позже их тогдашний менеджер предложил начать развиваться именно в этом направлении.

Сами музыканты, отвечая на вопрос о том, что оказало наибольшее влияние на их творчество, группу The Cure не упоминают. Глеб Самойлов, как правило, называет группу «Pink Floyd» (периода The Dark Side of the Moon, Wish You Were Here, Animals), музыку Альфреда Шнитке и сказки Э. Т. А. Гофмана, Вадим Самойлов — уральские рок-группы («Наутилус Помпилиус» и «Урфин Джюс») и тот же «Pink Floyd».

Авторство

Все песни «Агаты Кристи» написаны только тремя музыкантами — Вадимом Самойловым, Глебом Самойловым и Александром Козловым. В отличие от большинства свердловских рок-групп, «Агата Кристи» никогда не использовала тексты поэта-песенника Ильи Кормильцева.

Вспоминает Вадим Самойлов:

Сначала всё было очень жарко и остро […] Пока мы не выработали определённый механизм: голосование. Нас было трое: практически «первичная композиторская организация». Соответственно мы голосовали по всем спорным вопросам: касательно музыки, аранжировки, всего. И кто-то оставался в большинстве, а кто-то в меньшинстве.

В первые годы существования коллектива, творчество «Агаты» носило коллективный характер и многие песни писались фактически в соавторстве. Начиная с «Позорной звезды», музыканты начали приносить в студию более или менее готовые композиции, которые затем вместе додумывали, дописывали и аранжировали. В процессе работы над песней, её аранжировка могла измениться кардинальным образом. При этом Александр Козлов реагировал на переделку своих песен очень спокойно, в то время как братья Самойловы зачастую относились к этому очень болезненно.

Во время работы над «Декадансом» и «Позорной звездой» Вадим Самойлов во многом исполнял обязанности директора и продюсера группы, и большую часть творческих задач взяли на себя Александр Козлов и Глеб Самойлов. Глеб со временем стал основным композитором в группе и практически монополизировал за собой право написания текстов. Почти все тексты и большая часть музыки к песням из альбомов «Опиум», «Ураган», «Чудеса» и «Майн Кайф?» написаны именно им. Среди основных хитов «Агаты Кристи» встречаются песни всех трёх авторов: «Как на войне» и «Опиум для никого» написаны Глебом Самойловым, «Сказочная тайга» и «Ковёр-вертолёт» — Александром Козловым (на слова Г. Самойлова), «Viva Kalman!» и «Чёрная луна» — Вадимом Самойловым.

После смерти Александра Козлова в 2001 году, «первичная композиторская организация» распалась, и разрешать конфликты стало сложнее, что и стало одной из главных причин распада «Агаты». В заключительном альбоме «Эпилог» песни распределены между братьями Самойловыми строго пополам и расставлены в шахматном порядке.

Стиль и исполнение

Звучание «Агаты Кристи» сильно менялось от альбома к альбому. На первых порах группу очень привлекала оперетта, как «очень напыщенный, манерный и совершенно неестественный жанр». В таком опереточном духе выдержан один из первых альбомов группы «Коварство и любовь», а самая известная песня того периода — «Viva Kalman!» — напрямую отсылает к королю оперетты Имре Кальману.

Помимо необычного симфонического звучания, группа обращала на себя внимание тем, что один из вокалистов и бас-гитарист Глеб Самойлов выступал, сидя на стуле, что порождало немало кривотолков и слухов. На своём первом концерте Глеб выступал сидя по совету Вадима, чтобы скрыть волнение и не мешать более опытным участникам группы, позже это превратилось в своеобразную «фишку» коллектива. Впервые Глеб встал со стула в 1995 году. По его собственным словам:

Встал, потому что началась клаустрофобия. Этот стул меня как бы замыкал, ограничивал моё жизненное пространство. И вот в один день я во время концерта встал, отшвырнул стул и больше не садился.

В период работы над «Декадансом» и в особенности над «Позорной звездой» у группы сложился новый стиль, который можно охарактеризовать меньшим использованием симфонизма и клавишных и большим — барабанов, цифровых басов и синтезаторов в сочетании с характерным и несколько вычурным гитарным звуком. Вадим Самойлов определил новое звучание группы, как «рок-н-ролльное-гитарное с электронной ритмической подкладкой».

В альбоме «Чудеса» нашло своё отражение увлечение членов коллектива музыкальным программированием и электронными и компьютерными эффектами. Глебом стиль альбома был охарактеризован как «декадентское ретро-техно, сочетающее жёсткий гитарный звук с наивной драм-машиной 80-х».

По мнению Вадима Самойлова, уникальное звучание группы объясняется наличием трёх композиторов с разными музыкальными вкусами и творческими устремлениями.

Глеба больше интересовала поэтическая, смысловая составляющая в самовыражении, Саша любил популярную музыку, прямо западную, «попсовую», а я любил группу «Yes», что-то такое «музыкально-музыкальное». Три эти начала достаточно удачно слились. Есть и эмоция, есть и попсовая форма, в которой спрятаны много музыкальных мелочей, которые эту форму обогащают и делают её не такой простой. То есть она воспринимается как простая, но внутри неё происходит много интересного. Это до сих пор мой любимый жанр.

Тематика песен

В первые годы существования в творчестве «Агаты Кристи», что было типично для свердловских рок-групп того времени, явственно звучала социальная критика, однако уже в конце 1980-х годов музыканты сознательно отказались от этой тематики.

По словам Вадима Самойлова, «было интуитивное понимание, что мир вокруг нас — это ещё не весь мир. Есть ещё мир внутри нас. И, видимо, нам изначально было интересно копаться именно в этом мире. И я до сих пор уверен, что это самое интересное занятие вообще, которое художник может себе позволить». Глеб Самойлов также неоднократно подчёркивал, что источником вдохновения для музыкантов «Агаты» является их внутренний мир: «Можно вести речь о том, что писались песни под впечатлением от просмотренных фильмов, прочитанных книг, — это, наверно, про альбом „Опиум“. Всё дальнейшее — это исключительно собственные эмоции, практически отчёты о прожитом».

Эта мысль была развита Глебом в интервью Rock Fuzz в 1995 году:

Как это ни эгоистично, «Опиум» — альбом обо мне. «Декаданс» был сборником баллад о различных явлениях в жизни, «Позорная звезда» — о моих взаимоотношениях с любовью, а «Опиум» посвящён лично мне. В «Звезде» был конфликт «он-она», в новом же альбоме налицо мой конфликт с самим собой. И ничего веселого в этом нет.

В творчестве «Агаты Кристи» встречаются песни, написанные по мотивам произведений Михаила Булгакова («Собачье сердце»), Ганса Эверса («Дорога паука», «Альрауне»), Стивена Кинга («Ветер»).

Тема наркомании

Увлечение братьев Самойловых наркотиками в середине 1990-х годов и успех песни «Опиум для никого» закрепили за «Агатой» имидж «наркоманской» группы. В интервью музыкантам не раз предъявляли обвинения в пропаганде наркотиков и развращающем влиянии на молодёжь, однако те отказывались брать на себя ответственность за то, как поклонники интерпретируют их песни.

Мы просто имели наглость ещё петь об этом, о том, чем живём и что происходит. Это была часть жизни. Мы не пели исключительно о наркотиках, но они составляли часть нашей жизни тоже. Как и у большинства стыдливо молчащих об этом звёзд эстрады, поющих о светлых образах любви.

— Глеб

Относительно «Опиума для никого» Глеб неоднократно говорил о том, что это ироническая песня о культуре декаданса, не имеющая прямого отношения к наркотикам, и приводил её как пример весёлой, комичной песни в творчестве «Агаты»: «Что, не смешная песня? „Я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет…“ Это издевательство над всеми нашими рокерами. В том числе и над самими собой». В интервью 2001 года он также опроверг версию о наркотическом подтексте песни «Ковёр-вертолёт» и заявил о том, что из всех песен «Агаты Кристи» о наркотиках было только четыре, хотя и не уточнил, какие именно.

В интервью каналу «Империя» в 2000 году Глеб, хотя и в несколько язвительной форме, сказал о воздействии «Агаты» на психику слушателей буквально следующее:

Мы умышленно воздействуем на психику людей. Дорогие люди, когда вы будете слушать группу «Агата Кристи», предупреждаю: группа «Агата Кристи» воздействует на вашу психику. В какую сторону — мы сами не знаем. Но то, что мы сдвигаем ваши мозги, — это точно. Это делается специально, нарочито и в то же время это просто естественный для нас как для группы процесс. […] «Агата Кристи» — это разновидность НЛП или ещё чего угодно, которая действительно воздействует на психику [с характерной издевательской интонацией] потребителя.

Критика

Рок-журналист и музыкальный критик Артемий Троицкий в конце восьмидесятых писал о музыкантах «Агаты Кристи»: «Молодые и бодрые, несущие заряд „Алисы“ и настроение „Наутилуса“. Большая надежда Свердловска».

Раннее творчество группы в стиле арт-рока заслужило положительные отзывы в прессе. Наталья Струкова из Fuzz отметила богатейшие клавишные, красивые гитарные партии и запоминающийся вокал, особенно проявившиеся в песне «Viva Kalman!», а в текстах — едкую иронию, гротеск и обилие цитат: отрывков из оперетты, произведений Свиридова и военных маршей. Владимир Полупанов из «Аргументов и фактов» писал, что «на фоне заматеревшего „Наутилуса Помпилиуса“ с усталым вокалом Бутусова, слишком простенького „Чайфа“ или сложных для восприятия „Флага“ и „Кабинета“ музыка „АК“ бодрила и освежала. […] Истеричный вокал Самойлова-старшего, без труда вписавшийся в симфонические пассажи клавишных Козлова, будоражил слух, а небанальные тексты заставляли слушателя искать в них таинственный смысл». В то же время группа столкнулась с обвинениями в «помпезности и излишней красивости».

Анализируя причины сверхпопулярности коллектива в середине девяностых годов, авторы энциклопедии «Кто есть кто в российской рок-музыке», пишут, что «в „Агате Кристи“ всегда был силён дух пофигистского эстетства и рок-нонконформизма, немного ленивого наблюдения за жизнью, что, помноженное на композиторский дар участников коллектива, способствовало появлению хитов, актуальных для молодёжи 1990-х». Они также отмечают «стильность, драйв, эротичную отвязность мелодий, полное равнодушие к заботам и постулатам „взрослого мира“, давящего моралью и поведенческими законами». По мнению радиопродюсера и рок-журналиста Михаила Козырева, «Агата Кристи» стала самой близкой группой для поколения российской молодёжи 1990-х годов так же, как «Кино» — для предыдущего поколения и Земфира — для следующего.

Творчество «Агаты Кристи» конца девяностых годов, ввиду мрачности и депрессивности текстов и музыки, воспринималось критикой неоднозначно. Так, в рецензии на альбом «Чудеса», опубликованной в газете «Живой звук», Илья Кормильцев написал, что «„Агата Кристи“, начав в „Опиуме“ разыгрывать карту подросткового суицида, теперь похоже рассказывает страшные сказки для самых маленьких», а «многообещающий этап в истории „АК“, начавшийся пять лет назад, завершился полным фиаско и творческим бессилием». В похожем стиле высказался Александр Алексеев, назвав «Чудеса» «параноидальной попыткой повторить суицидальный дух интонаций „Опиума“». Он же охарактеризовал альбом «Майн Кайф?» как «неоднозначный, достаточно мрачный и „загруженный“ по интонациям; тягучий и унылый по звуку, однако оригинальный, хотя порой немного умничающий и издевательский по текстам».

Возрождение группы в середине 2000-х было положительно оценено критикой. Алексей Мажаев из «Музыкальной правды» назвал альбом «Триллер» «родным братом» и «добротно сделанным ремейком» «Опиума», в котором братья Самойловы «вновь аккумулировали и сформулировали все, за что любили их группу последние десять лет». По его мнению, на этом альбоме звучит «настоящая „Агата Кристи“ — с жирным, помпезным и пышным саундом, порочными интонациями и провокационными текстами», за что ему можно простить некоторые самоповторы и недостаточное количество творческих находок. Обозреватель журнала «Apelzin» также отметил, что в «Триллере» братья Самойловы «остались в тех рамках, в которых мы привыкли их слышать», и поставил диску пять баллов из пяти возможных, негативно отозвавшись лишь об оформлении обложки.

Альбом «Эпилог» вызывал неоднозначную реакцию критики. Многие рецензенты делали акцент на противопоставлении песен Вадима и Глеба и невозможности их дальнейшего совместного творчества. Алексей Рязанцев из Fuzz поместил альбом в список десяти лучших пластинок 2010 года, хотя оговорился, что в реальности поставил бы альбом не выше двенадцатого места и включил его в свой рейтинг для того, чтобы напомнить о распаде «одной из самых важных групп русской музыки».

Рейтинги

31 декабря 1999 года «Наше радио» огласило список «100 лучших песен русского рока в XX веке», составленный на основе выбора радиослушателей. «Агата Кристи» представлена в нём тремя песнями: «Как на войне» (34-е место), «Опиум для никого» (55-е) и «Сказочная тайга» (65-е). В список «500 лучших песен „Нашего радио“», составленный в 2014 году, входят девять песен «Агаты Кристи» («Как на войне», «Сказочная тайга», «Опиум для никого», «Ковёр-вертолёт» и «Чёрная луна» — в первую сотню).

«Опиум для никого» также вошёл в список «100 песен, изменивших нашу жизнь», составленный редакцией журнала TimeOut в декабре 2011 года. Альбом «Опиум» занял шестое место в списке «50 лучших русских альбомов всех времен», составленный журналом «Афиша» по итогам опроса молодых российских музыкантов в 2010 году.

«Комсомольская правда», в соответствии с опросом читателей, назвала «Агату Кристи» четвёртой по влиятельности группой за всю историю отечественного рока.

Награды и премии

• 1991 — гран-при на фестивале молодых европейских групп «Open du Rock» (Бургундия, Франция)
• 1996 — две премии «Овация», в номинациях «лучший музыкальный альбом» («Опиум») и «лучшая рок-группа»
• 1997 — премия «Овация» в номинации «лучшая рок-группа»
• 1997 — премия «Золотой граммофон» за песню «Моряк»
• 1998 — премия «World Music Awards» в номинации «Успешно продаваемая зарубежная группа» (Монте-Карло)
• 2001 — премия «Овация» в номинации «лучшая рок-группа десятилетия»
• 2006 — премия журнала «Fuzz» за вклад в развитие рок-музыки
• 2008 — премия журнала «Fuzz» в номинации «лучшая live-группа»

Состав

Золотой состав

• Вадим Самойлов — вокал, гитары, аранжировки, клавишные, автор песен (1988—2010, 2015)
• Глеб Самойлов — вокал, бас-гитара, гитара, аранжировки, автор песен (1988—2010, 2015)
• Александр Козлов — клавишные, синтезаторный бас, автор песен (1988—2001)
• Андрей Котов — ударные (1990—2008)

Другие участники

• Лев Шутылев — клавишные (1989—1990)
• Альберт Потапкин — ударные (1989—1990)
• Пётр Май — ударные (1988—1989)
• Дмитрий Снэйк Хакимов — ударные (2008—2010)
• Константин Бекрев — клавишные, бас-гитара, бэк-вокал (2008—2010, 2015)
• Роман Баранюк — ударные (2010, 2015)

В составе ВИА «РТФ УПИ»

• Александр Кузнецов — бас-гитара (1988)

Реюнион — февраль 2015 года

• Вадим Самойлов — вокал, гитары (1988—2010, 2015)
• Глеб Самойлов — вокал, бас-гитара, доп. гитара(1988—2010, 2015)
• Константин Бекрев — клавишные, бас-гитара, бэк-вокал (2008—2010, 2015)
• Роман Баранюк — ударные (2010, 2015)
• Аркадий Баранюк — клавишные (2015)
• Александр Радченко — гитара, бас (2015)
• Андрей Каплев — клавишные, бэк-вокал, электроника (2015)

Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:900 height:auto barincrement:20 PlotArea = left:110 bottom:120 top:0 right:30 Alignbars = justify DateFormat = dd/mm/yyyy Period = from:20/02/1988 till:27/02/2015 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

 id:Lead              value:red       legend:Вокал
 id:Guitar            value:green     legend:Гитара
 id:Bass              value:blue     legend:Бас-гитара
 id:Keyboards         value:purple    legend:Клавишные
 id:Drums             value:orange    legend:Ударные
 id:Lines             value:black     legend:Студийный альбом

Legend = orientation:vertical position:bottom columns:2

ScaleMajor = increment:3 start:1989 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1989

LineData=

 at:01/06/1988 color:black layer:back
 at:01/06/1989 color:black layer:back
 at:01/09/1990 color:black layer:back
 at:01/06/1993 color:black layer:back
 at:01/11/1994 color:black layer:back
 at:01/05/1996 color:black layer:back
 at:01/11/1998 color:black layer:back
 at:01/06/2000 color:black layer:back
 at:20/10/2004 color:black layer:back
 at:10/07/2010 color:black layer:back

BarData=

 bar:VSamoylov     text:"Вадим Самойлов"
 bar:GSamoylov     text:"Глеб Самойлов"
 bar:Radchenko     text:"Александр Радченко"
 bar:Kozlov        text:"Александр Козлов"
 bar:Shutyl'ov     text:"Лев Шутылев"
 bar:Bekrev        text:"Константин Бекрев"
 bar:ABaranuk      text:"Аркадий Баранюк"
 bar:Mai           text:"Пётр Май"
 bar:Potapkin      text:"Альберт Потапкин"
 bar:Kotov         text:"Андрей Котов"
 bar:Khakimov      text:"Дмитрий Хакимов"
 bar:RBaranuk       text:"Роман Баранюк"

PlotData =

 width:11 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:VSamoylov from:start till:31/07/2010 color:Guitar 
 bar:VSamoylov from:start till:31/07/2010 color:Lead width:3
 bar:VSamoylov from:15/02/2015 till:end color:Guitar 
 bar:VSamoylov from:15/02/2015 till:end color:Lead width:3
 bar:GSamoylov from:start till:31/07/2010 color:Bass 
 bar:GSamoylov from:start till:31/07/2010 color:Lead width:3
 bar:GSamoylov from:15/02/2015 till:end color:Bass 
 bar:GSamoylov from:15/02/2015 till:end color:Lead width:3
 bar:Radchenko from:15/02/2015 till:end color:Bass
 bar:Radchenko from:15/02/2015 till:end color:Guitar width:3
 bar:Kozlov    from:start till:01/03/2001 color:Keyboards 
 bar:Shutyl'ov from:01/03/1989 till:31/12/1990 color:Keyboards 
 bar:Bekrev    from:01/10/2008 till:31/07/2010 color:Keyboards 
 bar:Bekrev    from:01/10/2008 till:31/07/2010 color:green width:3
 bar:Bekrev    from:15/02/2015 till:end color:Keyboards 
 bar:Bekrev    from:15/02/2015 till:end color:green width:3
 bar:ABaranuk  from:15/02/2015 till:end  color:Keyboards 
 bar:Mai       from:start till:01/03/1989 color:Drums 
 bar:Potapkin  from:01/03/1989 till:01/06/1990 color:Drums 
 bar:Kotov     from:01/06/1990 till:01/10/2008 color:Drums 
 bar:Khakimov  from:01/10/2008 till:01/03/2010 color:Drums 
 bar:RBaranuk  from:01/03/2010 till:31/07/2010 color:Drums
 bar:RBaranuk  from:15/02/2015 till:end  color:Drums 

</timeline>

Дискография

Магнитоальбомы («ВИА РТФ УПИ»)

Дата релиза	Название
1985	Если
1986	Голос
1987	Свет

Основные альбомы:

Дата релиза	Название
1988	Второй фронт
1989	Коварство и любовь
1991	Декаданс
1993	Позорная звезда
1995	Опиум
1997	Ураган
1998	Чудеса
2000	Майн Кайф?
2004	Триллер. Часть 1
2010	Эпилог

Сборники:

Дата релиза	Название
1995	Агата Кристи. Лучшие песни
1998	Легенды Русского Рока
2002	Избранное
2003	Скаzки
2008	Агата Кристи. Лучшие песни
2012	Агата Кристи. Лучшие песни

Концертные альбомы:

Дата релиза	Название
1995	Пять лет. Юбилей
1998	10 лет жизни

Ремиксы и синглы:

Дата релиза	Название
1994	Радиосингл «Опиум»
1996	Heroin 0 Remixed
1998	Два корабля Remixed 2
2000	Максисингл № 1 «Секрет»
2000	Максисингл № 2 «Выпить Море»
2001	Максисингл № 3 «Ein Zwei Drei Waltz»
2004	Сингл «В интересах революции»
2007	Сингл «Подвиг»
2009	Сингл «Сердцебиение»

Использование музыки в кино

Год	Фильм	Песни
1996	«Весёлые картинки. Фантазия в стиле ретро»	«Истерика»
2000	«Брат 2»	«Секрет», «Никогда»
2001	«Сёстры»	«Пуля», «Странное рождество», «Дворник», «Ein Zwei Drei Waltz», «Хали-гали Кришна», «Я буду там», «Секрет»
2005	«Жмурки»	«Истерика»
2006	«Грозовые ворота»	«Как на войне»
2009	«Антикиллер Д. К.»	«Сердцебиение»
2010	«Кочегар»	«Истерика»
2010	«Попытка Веры»	«Как на войне»
2011	«ПираМММида»	«Опиум для никого»
2011	«Generation П»	«Секрет»
2014	«Быстрее, чем кролики»	«Чёрная луна», «Дорога паука», «Сказочная тайга», «Легион», «Целовались и плакали», «Секрет», «Днём и ночью»
2014	«Z Joke»	«Секрет», «Сердцебиение», «Я буду там», «Опиум для никого», «Красная Шапочка», «Ein Zwei Drei Waltz», «Два корабля» (англоязычные версии)
2014	«Да и да»	«Эпилог»
2015	«Озабоченные, или Любовь зла»	«Как на войне», «Сказочная тайга»

Литература

• А. С. Алексеев. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М. : АСТ : Астрель : Харвест, 2009. — С. 18—21. — ISBN 978-5-17-048654-0 (АСТ). — ISBN 978-5-271-24160-4 (Астрель). — ISBN 978-985-16-7343-4 (Харвест).</span>
• Стогов, И. Ю. Агата Кристи. Песни Веры и Отчаяния. — М.: Амфора, 2007. — 200 с. — ISBN 978-5-367-00422-9.

Ссылки

• [www.agata.rip Агата Кристи]. — Официальный сайт группы.
• [agata.3iller.ru/ Проект Триллер - посвящён творчеству Самойловых]. Проверено 16 сентября 2009. [www.webcitation.org/69gSlWon3 Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
• [www.rocklab.ru/ Проект Вадима Самойлова «Rocklab»]. Проверено 16 сентября 2009. [www.webcitation.org/65DX1sv3J Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
• [music.yandex.ru/artist/41134/ Песни группы Агата Кристи] на «Яндекс.Музыке»</span>
• [gitaryga.ucoz.ru/publ/a/agata_kristi/3 Тексты песен и аккорды группы Агата Кристи]. [www.webcitation.org/6CWCt7SzX Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• [dkg.night.ru/ar-8956.htm Возрождение Горбушки Агатой Кристи]. [www.webcitation.org/6CWCvQ7XJ Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• [www.agata.epage.ru/ Фан-архив материалов о группе Агата Кристи](недоступная ссылка — история). [web.archive.org/20100224071520/www.agata.epage.ru/ Архивировано из первоисточника 24 февраля 2010].
• [vestya.ru/View-Category/40/Agata-Kristi/Page-1 Последнее выступление группы «Агата Кристи» на «Нашествии-2010»]. [www.webcitation.org/6CWCxT96k Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• [www.youtube.com/playlist?list=PLPb7QOmhSKzDoD1ub-cczHFoP_7uMwpmW Сольные произведения участников группы Агата Кристи]. www.youtube.com. Проверено 31 января 2016.
• Курий Сергей Иванович. [www.kursivom.ru/агата-кристи/ Рок-толкование песен группы Агата Кристи]. Рок-толкование. КУР.С.ИВ.ом. Проверено 26 октября 2016.

Отрывок, характеризующий Агата Кристи (группа)

– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.