Агафонников, Игорь Германович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Игорь Германович Агафонников
Дата рождения

3 сентября 1932(1932-09-03)

Место рождения

Подольск, Московская область, СССР

Дата смерти

26 марта 2005(2005-03-26) (72 года)

Страна

СССР, Россия

Профессии

хоровой дирижёр, педагог

Награды

Игорь Германович Агафонников (3 сентября 1932 — 26 марта 2005) — русский хоровой дирижёр, профессор, педагог, народный артист РСФСР (1984), полковник.

Родился в семье регента Германа Николаевича Агафонникова (г. Подольск Московской области); его дед — протоиерей Николай Агафонников, Архиерейским собором 2000 года причисленный к лику святых.

Окончил дирижерско-хоровое отделение Музыкального училища при Московской консерватории в 1953 году и Московскую государственную консерваторию в 1958 году по классу хорового дирижирования (профессор В. П. Мухин).

С 1958 г. — хормейстер Большого театра СССР. В 1980—1987 гг. — художественный руководитель и главный дирижёр Государственного академического русского хора СССР.

С 1987 по 1994 год — художественный руководитель и главный дирижёр дважды Краснознамённого орденоносного академического ансамбля песни и пляски имени А. В. Александрова. В эти же годы был хормейстером музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, преподавал дирижирование в музыкальном училище при Московской консерватории.

С 1994 года — профессор Московской консерватории, с 1995 года — преподавал в МГМК им. Шнитке; один их основателей мужского хора Московского патриархата.

Похоронен в Подольске Московской области.

Напишите отзыв о статье "Агафонников, Игорь Германович"



Литература

  • Агафонников Игорь Германович // Московская консерватория. От истоков до наших дней. 1866—2003 / под ред. Н. А. Мироновой. — М.: «Прогресс-Традиция», 2005. — С. 9—10. — 744 с. — 1500 экз. — ISBN 5-89826-232-6.


Отрывок, характеризующий Агафонников, Игорь Германович



15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.