Агафонов, Алексей Семёнович

Алексей (Александр) Семёнович Агафонов
Род деятельности:	синолог, переводчик
Дата рождения:	1746(1746)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	22 апреля (3 мая) 1792(1792-05-03)
Место смерти:	Санкт-Петербург

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алексей (Алекса́ндр) Семёнович Агафо́нов (1746 — 22 апреля [3 мая] 1792, Санкт-Петербург, по другим данным — 1794 год, Кяхта) — один из первых русских синологов.

Путаница с именем

Согласно Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона имя Агафонова — Александр, согласно Русскому биографическому словарю А. А. Половцова и «Словарю русского языка XVIII века» под редакцией А. М. Панченко имя Агафонова — Алексей

Биография

Уроженец Сибири, принадлежал к духовному сословию. Учился в Тобольской семинарии и в 1769 году был отправлен под начальством архимандрита Николая (Цвета) в составе шестой духовной миссии в Пекине в качестве ученика для изучения китайского и маньчжурского языков, с которых и переводил.

Пробыл в Китае с 1771 года по 1782 год. Совместно с учениками А. Парышевым, Ф. Бакшеевым и Я. Коркиным составил «Журнал секретных действий, намерений, случаев и перемен, бывших в Тайцинском государстве с 1772 по 1782 год», куда они записывали текущие сведения, полученные от китайских знакомых (преимущественно слухи о жизни императорского двора, известия о восстаниях), а также данные допросов русских перебежчиков, на которых они часто присутствовали в качестве переводчиков.

По возвращении в Россию вместе с двумя другими членами миссии Ф. Бакшеевым и А. Парышевым был определён переводчиком Коллегии иностранных дел при иркутском генерал-губернаторе И. В. Якоби. В 1787 году перемещён в той же должности в Петербург на место умершего Бакшеева.

Умер 22 апреля (3 марта) 1792 года в Санкт-Петербурге. По другим данным, умер в 1794 году в Кяхте, занимая должность переводчика.

Творчество

В 1788 году были изданы переводы Агафонова, большая часть которых была им выполнена ещё в Иркутске. В мастерстве перевода он заметно уступал А. Л. Леонтьеву, вслед за которым обращался преимущественно к произведениям маньчжурских императоров XVI—XVII веков, выдержанным в духе канонов легизма и игравшим важную роль в духовной жизни и политическом сознании Китая второй половины XVIII века: «Джунчин, или Книга о верности», «Маньчжурского и китайского хана Шунь-Джия книга нужнейших рассуждений, ко благополучию поощряющих», «Маньчжурского и китайского Шунь-Джи-хана книга — полезный и нужный образ к правлению», «Маньчжурского и китайского хана Кан-бия книга придворных политических поучений и нравоучительных рассуждений» (переиздана в 1795 году).

Переведённый Агафоновым курс сравнительной китайской хронологии («Краткое хронологическое расписание китайских ханов <…> от начала Китайской империи по 1786 г.») был издан Н. И. Новиковым в 1788 году. Некоторые переводы, приписываемые Агафонову, в действительности принадлежат А. Л. Леонтьеву и И. К. Рассохину.

Переводы

Источник — [www.nlr.ru/poisk/ Электронные каталоги РНБ]

• Краткое хронологическое росписание китайских ханов; : Из книги Всеобщаго зерцала, с показанием летосчисления китайскаго и римскаго, от начала Китайской империи по 1786 год / Пер. А. Агафонова. — М.: Тип. Комп. типографич., 1788. — 56 с.
• Джунгин, или Книга о верности / Пер. с манжурск. и кит. А. Агафонова. — М.: Тип. комп. типографич., 1788. — 56 с.
• Канси. … книга придворных политических поучений и нравоучительных разсуждений / Собранныя сыном его ханом Юн-джином ; Пер. с манжурск. А. Агафонова. — СПб.: [Тип. Вильковского], 1788. — 125 с.
  • Канси. Государь друг своих подданных, или Придворныя, политическия поучения и нравоучительныя разсуждения / Собранныя сыном его ханом Юн-джином ; Пер. с манжурск. А. Агафонова. — СПб.: [Тип. Вильковского], 1795. — 125 с.
• Шунь-Джи. Книга нужнейших разсуждений ко благополучию поощряющих / Пер. с манжурск. А. Агафонова.. — СПб.: [Тип. Вильковскаго], 1788. — 58 с.
• Шунь-Джи. Полезный и нужный образ к правлению / Пер. с манжурск. А. Агафонова.. — СПб.: [Тип. Вильковскаго], 1788. — 93 с.

Литература

• Николай (Адоратский П. С.). Православная миссия в Китае за 200 лет её существования : Опыт церковно-исторического исследования по архивным документам : Вып. 1-2. — Казань: тип. Ун-та, 1887. — 369 с.
• Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения. — М.: Наука, 1977. — 505 с. — 2900 экз.
• Смирдин А. Ф. Роспись российским книгам для чтения, систематическим порядком расположенная : в 4-х ч. — СПб., 1828. — 907 с. — № 1126, 1253, 1300, 1301, 3130.
• Кладбищен. ведомости С.-Петербурга. — 1792. — Кн. 22.
• Шлун (рукописный сборник), II, 43 и 160—1; III, 60

Ссылки

• Агафонов, Александр Семенович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Агафонов, Алексей Семенович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1896. — Т. 1: Аарон — император Александр II.
• Лепёхин М. Н. [russian_xviii_centure.academic.ru/5/Агафонов_Алексей_Семенович Агафонов Алексей Семенович] // Словарь русского языка XVIII века / Отв. ред. словаря А. М. Панченко. — М:: Ин-т русской литературы и языка, 1988—1999.

Отрывок, характеризующий Агафонов, Алексей Семёнович

– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.