Агафонов, Яков Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Григорьевич Агафонов
Дата рождения

6 (19) августа 1912(1912-08-19)

Место рождения

с. Левая Россошь, Коротоякский уезд, Воронежская губерния, Российская империя

Дата смерти

19 августа 1944(1944-08-19) (32 года)

Место смерти

предместье Варшавы (Прага), Генерал-губернаторство

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

артиллерия

Годы службы

19411944

Звание

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Я́ков Григо́рьевич Агафо́нов (6 (19) августа 1912 год — 19 августа 1944) — участник Великой Отечественной войны, командир орудия 1840-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка 28-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады 38-й армии 1-го Украинского фронта, Герой Советского Союза (1944), гвардии старшина.





Биография

Родился 19 августа 1912 году в селе Левая Россошь (ныне Каширского района Воронежской области) в семье крестьянина. Русский. С 1918 года жил в городе Омске, окончил школу-семилетку. С 1933 работал на мебельной фабрике станции Кишлы (Бакинского горсовета) рабочим. С 1938 жил в городе Куйбышев Новосибирской области, работал старшим мастером, начальником цеха на мясокомбинате.

В 1941 году был призван в Красную армию Куйбышевским райвоенкоматом Новосибирской области. На фронте стал артиллеристом, командиром противотанкового орудия. Боевое крещение получил в боях под Москвой. Сражался на Курской дуге, форсировал Днепр.

6 июля 1943 года расчёт под командованием Агафонова в составе 869-го истребительного противотанкового полка одним из первых принял на себя танковый удар противника на Обоянском направлении. В районе села Верхопенье артиллеристы остановили вражеские танки. Агафонов, встав за наводчика, лично подбил две бронированные машины. За этот бой был награждён орденом Красной Звезды. Вскоре, уже когда шло наступление, был ранен.

После госпиталя вернулся на фронт, когда шла битва за Днепр. Воевал командиром орудия 1-й батареи 1840-го истребительного противотанкового полка. За бои на Лютежском плацдарме награждён медалью «За боевые заслуги». Особо отличился в наступательных боях в ноябре 1943 года.

В ночь на 13 ноября противник у села Шевченковка (Васильковский район Киевской области) 17 вражеских танков прорвались в тыл наших войск. В темноте они вышли прямо на огневые позиции батареи 1840-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Расчёт Агафонова первым принял бой, огонь открыли в упор, ориентируясь по вспышкам выстрелов и движущимся тёмным силуэтам. Вражеские танки метались по позиции батареи, давили орудия, утюжили окопы.

Из всей батареи продолжало вести огонь только орудие Агафонова. Он один остался из расчёта, сам заряжал, сам наводил, сам стрелял, продолжая посылать снаряд за снарядом. В неравном поединке отважный артиллерист поджёг 3 танка, остальные отвернули в сторону. Но следом шла пехота, и Агафонов опять встал к орудию.

Командир полка, представляя старшего сержанта Агафонова к высокому званию, писал:

«При отражении внезапной атаки танков противника товарищ Агафонов проявил стойкость, мужество и геройство. Стреляя в упор по противнику, он уничтожил три танка и до 50 вражеских солдат. Оставшись один, он продолжал вести схватку с противником и оставался у своего орудия до конца боя».

Пока ходили по инстанциям документы, наступление продолжалось. Через месяц в боях за станцию Чоповичи под городом Коростенем старший сержант Агафонов подбил ещё один вражеский танк и уничтожил более десятка гитлеровцев. Был награждён орденом Красной Звезды.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 февраля 1944 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии старшему сержанту Агафонову Якову Григорьевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 2412).

Высокие награды Родины получил в июне 1944 года, накануне начала Львовско-Сандомирской операции. 19 августа 1944 года в бою за Прагу, предместье Варшавы[1], гвардии старшина Агафонов погиб. Похоронен на месте боя.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Агафонов, Яков Григорьевич"

Примечания

  1. Ныне в черте города Варшавы, Польша.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8482 Агафонов, Яков Григорьевич]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 18 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Агафонов, Яков Григорьевич

Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.