Агглютинативные языки
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 22 ноября 2012 года. |
Агглютинати́вные языки́ (от лат. agglutinatio — приклеивание) — языки, имеющие строй, при котором доминирующим типом словоизменения является агглютинация («приклеивание») различных формантов (суффиксов или префиксов), причём каждый из них несёт только одно значение.
Агглютинативный строй противоположен флективному, в котором каждый формант несёт сразу несколько неразделимых значений (например, падеж, род, число и т. п.). Важнее то, что в агглютинативных языках форманты не образуют неделимых структур и не изменяются под влиянием других формантов.
Синтетические языки, в которых словоизменение происходит не агглютинативным способом, называются флективными. Их особенностью является свойство формантов «склеиваться» в неделимое целое с определённым набором разных значений, часто существенно видоизменяясь.
Иногда понятие агглютинации распространяется на все синтетические языки, что некорректно. При таком употреблении данный термин будет включать также флективные языки и в целом все языки, в которых имеется словоизменение. Вообще, зачастую бывает сложно определить господствующий принцип словоизменения в языке. Синтетические языки, например, могут включать некоторые агглютинативные элементы, оставаясь в целом флективными.
Обычно агглютинативные языки содержат много суффиксов/морфем в одном слове. При этом исключения, как правило, минимальны. Например, в японском языке имеется всего два неправильных глагола (которые «несильно» неправильные), в турецком языке — один, а в кечуа неправильных глаголов нет вовсе.
Агглютинативными являются тюркские, некоторые финно-угорские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский, грузинский, баскский, абхазо-адыгские, дравидийские, часть индейских и некоторые африканские языки. К агглютинативным языкам относился также и шумерский язык[1] (язык древних шумеров).
Многие искусственные языки, в том числе большинство плановых (эсперанто, идо), являются агглютинативными.
Многие языки развились в условиях конвергентной эволюции. Полагается, что существует общая тенденция к переходу агглютинативных языков во флективные, которые затем переходят в несинтетические языки, развивающиеся далее в изолирующие, возвращающиеся со временем в агглютинативные. Однако это только предположения, описанные в теории грамматикализации и общими лингвистическими процессами (особенно апокопа в конце слова и элизия). Подробнее см. [en.wikipedia.org/wiki/Drift_(linguistics) language drift].
Примеры:
- киргизский: «моим друзьям» досторума (дос «друг», -тор- формант множественного числа, -ум- притяжательный формант 1-го лица «мой», -а формант дательного падежа);
- татарский: «в его письмах» хатларында (хат «письмо», -лар- формант множественного числа, -ын- притяжательный формант 3-го лица, -да формант местного падежа);
- чувашский: ытарсапĕтермеллемарскерĕмĕрсем (ытар «превозмогать желания, влечения», -са- аффикс добавочного действия[2], -пĕтер- глагол «закончить», -мелле- аффикс, обозначающий обязанность, -мар- аффикс отрицания, -скер- аффикс субстантивации[3], -ĕмĕр- аффикс уважительного обращения, -сем- аффикс множественного числа). В итоге, исходное слово «ытар» проходит через следующие трансформации смысла:
- ытар - «превозмогать желания, влечения»;
- ытар-са-пĕтер - «превозмоги желание, влечение» (пĕтер - «закончить»);
- ытар-са-пĕтер-мелле - «необходимо превозмочь желание»;
- ытар-са-пĕтер-мелле-мар - «не нужно превозмогать желание»;
- ытар-са-пĕтер-мелле-мар-скер - тот, от кого невозможно отвлечься/оторвать внимание (например, отвести взгляд);
- ытар-са-пĕтер-мелле-мар-скер-ĕмĕр - уважительное обращение к тому, от кого невозможно отвлечься/оторвать внимание;
- ытар-са-пĕтер-мелле-мар-скер-ĕмĕр-сем - уважительное обращение к тем, от кого невозможно отвлечься/оторвать внимание.
См. также
- Агглютинация_(лингвистика)
- Полисинтетический язык
- Изолирующий язык
- Аналитический язык
- Синтетический язык
- Типологическая классификация языков
Напишите отзыв о статье "Агглютинативные языки"
Примечания
- ↑ [www.history.com/encyclopedia.do?articleId=223372 Sumerian language]
- ↑ [cheloveknauka.com/sravnitelno-sopostavitelnoe-issledovanie-problem-morfosintaksisa-v-chuvashskom-yazykoznanii Сравнительно-сопоставительное исследование проблем морфосинтаксиса в чувашском языкознании - автореферат и диссертация по филологии. Скачать бесплатно полный текст автореферата диссертации на тему Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание.]. cheloveknauka.com. Проверено 17 октября 2015.
- ↑ [www.science-education.ru/120-16578 СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ РУССКИХ, ТАТАРСКИХ И ЧУВАШСКИХ АФФИКСОВ - Технические науки - Современные проблемы науки и образования]. www.science-education.ru. Проверено 17 октября 2015.
Отрывок, характеризующий Агглютинативные языки
– А вот барину наточить саблю.– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
