Агилар, Грейс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Грейс Агилар
Grace Aguilar
Имя при рождении:

Мириам[1]

Место рождения:

Хакни

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

писательница, поэтесса

Направление:

сентиментализм

Язык произведений:

английский

Дебют:

сборник стихотворений The magic wreath

Грейс Агилар (англ. Grace Aguilar; 2 июня 1816, Хакни — 16 сентября 1847, Франкфурт-на-Майне) — английская писательница, автор сентиментальных романов.



Биография

Грейс (Мириам) Агилар родилась 2 июня 1816 года в Хакни (ныне часть города Лондона) в семье купца-еврея, предки которого бежали из Испании в Англию от религиозных преследований; при рождении получила имя Мириам. Получила домашнее образование. Её мать имела строгие религиозные взгляды и заставляла дочь ежедневно читать Священное Писание.

Первым литературным опытом Грейс можно читать дневники, которые она начала вести с семи лет (привычка сохранилась до конца жизни писательницы). В двенадцать она написала драму «Gustavus Vas». Первой публикацией его литературных трудов, стал вышедший анонимно в 1835 году сборник стихов «The magic wreath». Вслед за тем появились два рассказа, отчасти взаимно связанные, на тему домашнего воспитания и материнской любви, «Home influence» (24 изд., Лондон, 1869) и «The mother’s recompense» (21 изд., Лондон, 1869), нашедшие огромное распространение во всех учебных заведениях и лучших английских семействах. Хотя она всегда и повсюду следовала правилам христианской морали, но в то же время оставалась постоянно верной религии своих отцов, что ясно видно из её «Women of Israel» (2 т., Лондон, 1845; 6-е изд. 1870); «The Jewish faith» (Лондон, 1847); «The martyrs, or the vale of cedars» и «Woman’s friendship» (11 изд. Лондон, 1870, нем. пер. Лейпц., 1867).

Общее издание её произведений (8 т.) появилось в 1861 г. в Лондоне; но большая часть их помещена также в «Tauchnitz Collection of British authors».

Напишите отзыв о статье "Агилар, Грейс"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Агилар, Грейс

Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.