Агирре, Атанасио

Атанасио Агирре исп. Atanasio de la Cruz Aguirre Aguado<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Уругвая
1.3.1864 — 15.2.1865
Предшественник:	Бернардо Пруденсио Берро и Ларраньяга
Преемник:	Томас Вильяльба Албин
Рождение:	2 июня 1801(1801-06-02)
Смерть:	28 сентября 1875(1875-09-28) (74 года)

Атанасио Агирре, Атанасио де ла Крус Агирре Агуадо (исп. Atanasio de la Cruz Aguirre Aguado, 2 июня 1801 — 28 сентября 1875) — уругвайский государственный деятель, исполняющий обязанности президента Уругвая в 1864—1865.

Его первые публичные выступления приходятся на времена освободительного движения 1825—1828 годов. С 1833 по 1838 год он занимал должность Военного комиссара, а после Великой Войны, в 1852 году, был избран депутатом. В 1861 году избран в Сенат, а 1 марта 1864 года, после окончания полномочий Бернардо Пруденсио Берри, занял пост президента страны.

Его правление, которое продолжалось около одного года, переросло в гражданскую войну, начатую партией Колорадо и её лидером Венансио Флоресом, которые пользовались поддержкой Бразильской империи и аргентинского президента Бартоломе Митре. После ряда требований бразильского правительства в мае 1864 года, которые Агирре отказался выполнять, бразильские войска при поддержке партии Колорадо вторглись на территорию Уругвая.

В ответ в декабре 1864 года Агирре разорвал договор 1851 года об альянсе и сотрудничестве с Бразилией. Этими действиями он пытался спровоцировать французскую интервенцию, для чего в январе 1865 года направил посольство к Наполеону III (миссия Кандидо Хуанико).

Однако 16 февраля 1865 года столица страны Монтевидео была взята бразильскими войсками, Агирре передал президентский пост председателю Сената Томасу Вильяльба, который через несколько дней был свергнут бразильцами, и президентом окончательно стал Венансио Флорес. Эти события стали одним из поводов войны Тройственного союза.

Отрывок, характеризующий Агирре, Атанасио

– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.