Агирре, Хосе Антонио

Хосé Антóнио Аги́рре Леку́бе (José Antonio Aguirre y Lecube, 6 марта 1904, Бильбао, Испания — 22 марта 1960, Париж, Франция) — испанский баскский политик, деятель баскского национализма, первый президент (леендакари) автономного сообщества Страна Басков.

Среднее образование получил в первой в стране икастоле — школе, где всем предметам обучали только на баскском языке. Позже изучал право в университете Дéусто. В 1920 году умер его отец, и Агирре вместе с большой семьёй, в которой фактически стал главой, переехал в Алгорту. После завершения образования в 1926 году он отслужил в армии и затем устроился работать в юридическую фирму, позже открыв собственную. Параллельно он начал участвовать в управлении семейной фабрикой по производству шоколада, вскоре возглавив дело и достигнув в нём значительных успехов, а также получив известность благодаря проводимым им реформам, направленным на повышение благосостояния его рабочих; как юрист он также нередко оказывал помощь представителям бедных классов. Агирре также был футболистом, игравшим за клуб Атлетик Бильбао, и уже в конце 1920-х годов присоединился к Баскской националистической партии.

Во время Гражданской войны в Испании он остался верен Второй республике, сформировал в Стране Басков правительство, состоящее из представителей различных политических сил (четверых баскских националистов, троих социалистов, одного левого националиста, одного левого республиканца, одного центристского республиканца и одного коммуниста), и мобилизовал стотысячную армию, ставшую известной как «Euzko Gudarostea». После прорыва националистами летом 1937 года так называемого железного кольца — укреплений вокруг Бильбао — Агирре бежал в Трусиос, а оттуда в Каталонию; после поражения республики эмигрировал во Францию. Во Франции он находился до 1940 года, после оккупации страны нацистами бежал в Швецию через Бельгию (где прятался в иезуитском колледже) и Германию (где прожил четыре месяца, оставив семью в Лёвене), снабжённый поддельным панамским паспортом, а 31 июля 1941 года вместе со своей женой и детьми отправился в Бразилию вновь по поддельным документам.

В 1941 году жил в Бразилии, Уругвае и Аргентине, в конце года уехал в США, где преподавал в Колумбийском университете Нью-Йорка и в мае 1942 года опубликовал книгу о своём бегстве через нацистскую Германию; на протяжении войны несколько раз выезжал в страны Латинской Америки, где вёл антифашистскую агитацию среди баскских диаспор. Был участником первой конференции ООН. В 1946 году переехал во Францию, где создал так называемое «баскское правительство в изгнании», закрытое французами в 1951 году, однако не прервал связей с США и, в частности, сотрудничал с ЦРУ по вопросам борьбы с коммунизмом в странах Латинской Америки, пр-прежнему совершая туда поездки. В последние годы жизни много занимался общественной деятельностью, организовал международный конгресс баскских партий. Умер в Париже от сердечного приступа, был похоронен в приходе церкви Сен-Жан.

Библиография

• Anasagasti, Iñaki, ed. Conversaciones sobre José Antonio Aguirre. Bilbao: Idatz Ekintza, 1983.

Отрывок, характеризующий Агирре, Хосе Антонио

– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.