Агис III
| Агис III | ||
| ||
|---|---|---|
| 338 до н. э. — 331 до н. э. | ||
| Предшественник: | Архидам III | |
| Преемник: | Эвдамид I | |
| Род: | Еврипонтиды | |
Агис III (др.-греч. Ἆγις, ионич. Эгий, Ἦγις; погиб в 331 до н. э.) — царь Спарты из рода Еврипонтидов в 338—331 годах до н. э.
Биография
Агис III унаследовал царский престол Спарты в 338 году до н. э., став преемником своего отца Архидама III, погибшего в сражении с луканами у Мандурии.
Готовясь к восстанию против Македонии, Агис III в 333 году до н. э. вступил в переговоры с персидскими военачальниками Автофрадатом и Фарнабазом[en], командовавшими персидскими войсками в войне с македонянами в бассейне Эгейского моря. Агис получил от персов 30 талантов и 10 триер, с которыми начал войну против македонян на Крите. Одновременно с этим Агис начал готовиться к походу против македонского наместника Антипатра.
В 332 году до н. э. спартанцы сумели собрать на Крите всех недовольных, надеясь удержать в своих руках господство над Эгейским морем. Захватив весь Крит, Агис III зимой 331 года поднял открытое восстание против Македонии. К Спарте присоединился почти весь Пелопоннес. Небольшой македонский гарнизон на Пелопоннесе был уничтожен.
Весной 331 года восстание стало разрастаться, когда против Македонии поднялась почти вся Южная Греция, фракийские и иллирийские племена. Тогда же во Фракии поднял мятеж македонский стратег Мемнон, на подавление восстания которого Антипатр был вынужден отправить свои войска.
Спартанцы обратились к эллинам с призывом единодушно защищать свою свободу. Бо́льшая часть пелопоннесских городов и ряд соседних полисов согласились воевать. Каждый город в зависимости от своих возможностей предоставил воинов. Всего Агису III удалось собрать 20 000 пехоты и около 2 000 конницы. Спартанцы выставили почти все свои войска. Командование объединённой армией принадлежало Агису. Афины к восстанию не присоединились.
Эта армия осадила Мегалополь, который продолжал хранить верность Македонии. Антипатр сумел двинуться против восставших греков только после того, как подавил мятеж во Фракии. Сочтя ситуацию крайне опасной, он привёл на Пелопоннес значительное македонское войско, насчитывавшее до 40 000 человек.
Битва при Мегалополе была чрезвычайно упорной и кровопролитной. В начале сражения линия македонян была прорвана, но их численное преимущество привело их к победе. Сражение завершилось сокрушительным поражением греков. В битве македоняне потеряли 3500 человек — весьма значительное число, если сравнить с потерями Александра Великого в сражениях с персами. Объединённое греческое войско потеряло 5300 воинов убитыми. В сражении пало очень много спартанцев (до четверти всех полноправных граждан) и сам царь Агис III.
Разгром под Мегалополем привёл к уничтожению могущества Спарты. Спартанцы были вынуждены отправить к Александру Македонскому посольство с просьбой о прощении, которое тот им и предоставил за исключением зачинщиков восстания.
После гибели Агиса III царский престол Спарты унаследовал его младший брат Эвдамид I.
Напишите отзыв о статье "Агис III"
Литература
- Smith W. [www.perseus.tufts.edu/hopper/text?doc=agis-iii-bio-1&fromdoc=Perseus%3Atext%3A1999.04.0104 Agis III] // Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology. — Boston, 1870. — Vol. 1. — P. 72—73.
- Benedikt Niese. Agis 3 // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (RE). Band I,1. Stuttgart, 1893, Sp. 819
Ссылки
- [www.livius.org/articles/person/agis-iii/ Agis III] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Агис III
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
