Агол, Израиль Иосифович

Израиль Иосифович Агол

Изра́иль Ио́сифович Аго́л (7(20) ноября 1891, Бобруйск Минской губернии — 10 марта 1937) — советский учёный-генетик, философ биологии. Действительный член Коммунистической Академии (1929), академик АН УССР (1934).

Биография

Окончил гимназию в Вильно.

Был членом РСДРП; с октября 1917 года — большевик. В 1919 году был членом ЦИК Белоруссии. Участник Гражданской войны в 1919—1921 гг.

С 1921 года работал в редакциях газет «Правда» и «Труд», одновременно учился на медицинском факультете Московского университета, после окончания которого в 1923 году, работал психиатром.

Активно участвовал в коммунистической философской дискуссии по биологии в 1920-е и начале 1930-х гг., так называемой «дискуссии механицистов и диалектиков», по проблемам взаимоотношения естествознания и философии методологии. Сторонник материалистической диалектики А. М. Деборина, критика механицизма.

В 1924 году входил в первый состав слушателей естественного отделения Института Красной профессуры в Москве, который окончил в 1927 году.

С 1926 года работал в Московском зоотехническом институте, с 1928 года руководил Биологическим институтом им. К. А. Тимирязева Коммунистической Академии (ныне Институт проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН).

В 1929—1930 гг. был профессором кафедры исторического материализма этнологического факультета Коммунистического университета им. Свердлова.

В 1931 году находился в научной командировке в США, где работал в лаборатории генетика Германа Джозефа Мëллера, ученика Томаса Ханта Моргана (будущего лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине (1946)).

После возвращения в СССР, с 1932 года — во Всеукраинской ассоциации марксистско-ленинских научно-исследовательских институтов, в 1933—1934 — в качестве вице-президента, с 1934 по 1936 год работал заведующим отделом Института зоологии и биологии АН УССР.

Член редакционной коллегии журнала «Естествознание и марксизм» (1929—1930). Основатель и первый ответственный редактор научного журнала «Успехи современной биологии» (1932).

Арестован в Киеве в декабре 1936 года по обвинению во вредительстве. В 1937 году был расстрелян.

По поводу ареста советских учëных-генетиков И. И. Агола, Н. И. Вавилова и С. Г. Левита в декабре 1936 года американский учёный Ч. Б. Давенпорт обратился с письмом к Госсекретарю США в котором писал:

Я как генетик решительно протестую по поводу действий Советского правительства в отношении моих коллег Левита, Агола и Вавилова. Этим учёным принадлежат исследования высочайшего уровня, и именно благодаря их научной активности мировое сообщество генетиков информирует их о своих достижениях в генетике. Трое учёных, о которых идёт речь, значительно увеличили наши познания в генетике, принеся при этом большую пользу СССР.

— Наследие:документы, публикации. Ю.И.Вавилов, доктор физико-математических наук. Неизвестное письмо американского ученого в защиту советских генетиков

Реабилитирован посмертно.

Сын — Вадим Агол (р. 1929), генетик, вирусолог, член-корреспондент РАН.

Научная деятельность

Основные научные работы относятся к генетике и философским вопросам естествознания. Исследовал генетические изменения у насекомых (на примере дрозофилы) и микроорганизмов под влиянием рентгеновского излучения.

Изучал доминантность в процессе генетических изменений.

Ряд работ посвящëн критике неовитализма и неодарвинизма. В книге «Диалектический метод и эволюционная теория» показал некоторые недостатки дарвинизма и плодотворность воздействия генетики и диалектики на теорию Дарвина.

В 1929 году, будучи сотрудником генетической лаборатори, под руководством А. С. Серебровского выполнил оригинальную работу по изучению тонкой структуры гена.

Один из авторов теории ступенчатого аллеломорфизма (делимости гена). Разрабатывал также проблемы органической целесообразности.

Избранные труды

• «Диалектический метод и эволюционная теория» (1927),
• «Витализм, механистический материализм и марксизм» (1928);
• «Происхождение животных и человека» (1935);
• «Хочу жить. Автобиографическая повесть» (1936).

Ссылки

• [letopis.msu.ru/peoples/1441 Агол Израиль Иосифович]

Отрывок, характеризующий Агол, Израиль Иосифович

Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)