Агранович, Софья Залмановна

Софья Залмановна Агранович
Место рождения:	Куйбышев
Научная сфера:	литературоведение, фольклористика
Место работы:	Куйбышевский (позже — Самарский) государственный университет
Учёная степень:	кандидат филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Куйбышевский педагогический институт
Награды и премии:

Со́фья Залма́новна Аграно́вич (24 июня 1944 — 18 июля 2005) — российский филолог, литературовед, фольклорист, профессор кафедры русской и зарубежной литературы Самарского университета, автор книг.

Биография

Родилась в 1944 году в городе Куйбышеве (ныне Самара) в семье рабочих. Окончила Куйбышевский педагогический институт. Работала пионервожатой в школе (1961—1962), была научным сотрудником Куйбышевского литературного музея (1966—1968), преподавателем в профтехучилище (1968—1975), читала лекции в других вузах и школах (по программе предвузовской подготовки).

По приглашению Льва Адольфовича Финка пришла работать в Куйбышевский государственный университет, где проработала 30 лет и стала крупнейшим в городе специалистом по фольклору, мифологии, мифопоэтике.

Софья Залмановна разработала авторский курс «История и теория фольклора», вела студенческий спецсеминар, изучающий связи фольклора и литературы, отражение в современном художественном сознании древних мифологических представлений. В том же направлении развивалась и её собственная научная деятельность: вместе со своими коллегами Л. П. Рассовской, А. И. Петрушкиным, И. В. Саморуковой, Е. Е. Стефанским, С. В. Березиным создала семь научных монографий.

Основное направление научной деятельности С. З. Агранович: исследование того, как архаические структуры языка и мышления представлены в литературе, как они задействованы в формировании смысла литературного произведения. Была продуктивно развита бахтинская традиция рассмотрения явления культуры в «большом времени».

Награждена медалью «Ветеран труда».

Софья Залмановна получила не только признание коллег и научного сообщества, но огромную любовь своих студентов, и даже сама в какой-то степени стала персонажем студенческого фольклора.

Софья Залмановна Агранович привила нам отвращение к официозу и пошлости, благодаря ей я смотрю на многие вещи с иронией, что позволяет не падать духом в трудных жизненных ситуациях.

— Александр Брод, член Общественной палаты РФ

Памяти Софьи Залмановны Агранович был посвящён междисциплинарный научный семинар «Миф как объект и/или инструмент интерпретации гуманитарных наук», проведённый 26 сентября 2009 года на кафедре русской и зарубежной литературы СамГУ.

Библиография

В совместной монографии «Миф, фольклор, история в трагедии „Борис Годунов“ и в прозе А. С. Пушкина» (1992) С. З. Агранович и Людмила Петровна Рассовская исследовали характер историзма и фольклорные основы трагедии «Борис Годунов», романа «Капитанская дочка», повести «Пиковая дама» А. С. Пушкина, а также драматической трилогии А. К. Толстого. Авторы показывали также связь пушкинской трагедии с традициями Еврипида и Шекспира. Произведения Пушкина рассматривались в широком контексте истории человечества.

В работах С. З. Агранович, выполненных в соавторстве с Ириной Владимировной Саморуковой, изучался архаический генезис различных жанровых моделей, а также двойничества, понимаемого как модель осмысления человека и мира, имеющая национально-историческую специфику.

Агранович тяготела к междисциплинарным исследованиям. Так, С. З. Агранович и Евгений Евгеньевич Стефанский развивали особую область гуманитарного знания — мифолингвистику, посвящённую тому, как язык воспроизводит и транслирует культурные концепты. В книге «Миф в слове: продолжение жизни. Очерки по мифолингвистике» исследуется генезис ряда славянских концептов (в частности, стыд и срам, печаль, лютость, место) с точки зрения мифа и ритуала. Для доказательства авторы привлекали широкий спектр фактов языка, фольклора, литературы и искусства.

Последняя книга, над которой работала Агранович (в соавторстве с психологом Сергеем Викторовичем Березиным), называется «Homo amphibolos: Археология сознания». Исследуя генетическую природу психологических феноменов человеческого сознания и кардинальных категорий культуры, авторы выстроили принципиально новую гипотезу, объясняющую происхождение человека и архаические истоки его сознания, возникновение символического языка. Особое внимание было уделено природе смеха. По мысли исследователей, смех стал психическим «механизмом», давшим человеку возможность парадоксально-неожиданного и экономно-лаконичного выхода из постоянно возникавших двусмысленных ситуаций, ситуаций так называемого «двойного послания». Мозг человека обрёл уникальное качество, которое выделило его из остальной живой природы, позволило развить перспективные аналитические способности и подготовиться к новым «вызовам» окружающего мира.

Прижизненные издания

• Агранович С. З. Фольклор и поэтика Чингиза Айтматова // Проблемы истории критики и поэтики реализма. — Куйбышев: Издательство КуГУ, 1980. — С. 92-109.
• Агранович С. З. Фольклорные источники повести Чингиза Айтматова «Белый пароход» // Проблемы истории критики и поэтики реализма. — Куйбышев: Изд-во КуГУ, 1981. — С. 143—159.
• Агранович С. З., Рассовская Л. П. Историзм Пушкина и поэтика фольклора. — Куйбышев: Издательство Саратовского университета, Куйбышевский филиал, 1989. — 192 с.
• Агранович С. З., Рассовская Л. П. Миф, фольклор, история в трагедии «Борис Годунов» и в прозе Пушкина. — Самара: Издательство «Самарский университет», 1992. — 216 с.
• Петрушкин А. И., Агранович С. З. Неизвестный Хемингуэй. — Самара: Самарский Дом печати, 1997. — 224 с.
• Агранович С. З., Саморукова И. В. Гармония — цель — гармония: Художественное сознание в зеркале притчи — М.: Международный институт семьи и собственности, 1997. — 135 с.
• Агранович С. З., Саморукова И. В. Детский фольклорный праздник «Русские святки». — М.: Когито-центр, 1999. — 84 с.
• Агранович С. З., Конюшихина М. В. Поэтапное изучение Библии в контексте мировой литературы. — М.: Когито-центр, 1999. — 80 с.
• Агранович С. З., Саморукова И. В. Двойничество. — Самара: Издательство «Самарский университет», 2001. — 132 с.
• Агранович С. З., Стефанский Е. Е. Миф в слове: продолжение жизни: Очерки по мифолингвистике. — Самара: Издательство СаГА, 2003. — 168 с.
• Агранович С. З., Березин С. В. Homo amphibolos: археология сознания. Самара: Бахрах-М, 2005. — 344 с.

Посмертные издания

• Агранович С., Конюшихина М., Петрушкин А., Рассовская Л. и др. У корней мирового древа. Миф как культурный код. — Самара: Бахрах-М, 2015—448 с. ISBN 9785946481137

Ссылки

• [www.ssu.samara.ru/ru/philological_faculty/russian_foreign_literature_dep История кафедры русской и зарубежной литературы] сайт Самарского госуниверситета
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/941/Агранович С. З. Агранович в Большой биографической энциклопедии. 2009]
• Евгений Стефанский [www.samgum.ru/UserFiles/File/Gran.doc Мудрствующая на грани]
• [vestnik-samgu.samsu.ru/gum/2000web1/litr/200010603.html Стилевая игра с двойничеством в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»] Вестник СамГУ
• [sgpress.ru/Obschestvo_Samary/CHemu-uchila-Sofya59959.html Чему учила Софья] «Самарская газета», 22.11.2014
• Ксения Аитова [bigvill.ru/people/295-sofya_agranovich_chelovek_i_mif_/ Софья Агранович: человек и миф.] «Большая деревня»
• Татьяна Грузинцева [samsud.ru/upload/pdf/2010/6_2010.pdf Миф. Фольклор. Трагедия. Или филоСофи́я.] Журнал «Самарские судьбы» №6 за 2010 год, стр.80-91

Отрывок, характеризующий Агранович, Софья Залмановна

Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.