Аграфы

Агра́фы или Агра́фа (от греч. ἄγραφα — «незаписанные») — изречения, приписываемые Иисусу Христу и не записанные в четырёх канонических Евангелиях, передаваемые устно, либо записанные в частично дошедших до нас апокрифических Евангелиях, либо записанные в доканонических источниках. Аграфы представляют большую ценность для исследователей Нового Завета как источники, в которых, возможно, сохранилось несколько подлинных речений Иисуса Христа. Также они помогают понять, как развивалась христианская традиция.

Источниками аграфы являются:

• новозаветные сочинения, за исключением Евангелий;
• вариантные чтения и дополнения (интерполяция) в рукописях Евангелий;
• цитаты из Отцов Церкви и другой раннехристианской литературы.

История

Первое систематическое изложение и изучение аграфов было проведено в XVIII веке Йоханом Готтфридом Кёрнером, придумавшим собственно и сам термин. На выбор термина повлияла концепция, согласно которой первоначальные изречения (логии) Иисуса, не вошедшие в Евангелия, сохранялись в устной традиции ранней Церкви и лишь потом были записаны. В изданном на латыни в 1776 году сочинении «Незаписанные изречения Христовы» (лат. «De sermonibus Christi agraphois») этот учёный исследовал 16 аграфов. Впоследствии значительных успехов в изучении подобных речений достигли учёные Реш и Нестле. Причём первый из них по признаку несомненной подлинности отобрал 14 аграфов, а второй — 27. Среди отечественных богословов изъяснением не записанных в Евангелиях изречений Иисуса Христа занимался профессор А. П. Лопухин. Из позднейших исследований интересна работа епископа Михаила (Чуба) — «Аграфы в творениях св. священномученика Мефодия». Некоторые учёные в число аграфов включали, помимо изречений Христа, отрывки из апокрифических, но не еретических Евангелий. Так, профессор Михаил Таубе описал 71 аграф. Ввиду сомнительности некоторых источников определённо установить число аграфов невозможно.

Примеры аграфов

Известные в настоящее время аграфы были записаны на греческом, латинском, сирийском, коптском, арабском и славянском языках. На славянском языке сохранились аграфы, содержащиеся в трудах святого священномученика Мефодия Патарского († 311).

Примеры наиболее известных аграф из Нового Завета: Деян. 20:35; 1Кор. 7:10; 1Фес. 4:15–17.

Признаками подлинности того или иного изречения Христа являются:

• древность и неповрежденность источника, содержащего изречение;
• соответствие аграфов духу евангельских слов Спасителя;
• конструктивная согласованность и схожесть с обычными евангельскими оборотами речи.

Все достоверные не записанные в канонические Евангелия слова Господа по источникам можно разделить на четыре группы, в которые войдут аграфы:

1. содержащиеся в книгах Нового Завета, помимо Четвероевангелия;
2. сохранившиеся в неканонических евангелиях и не имеющие еретических искажений;
3. записанные в творениях отцов и учителей Древней Церкви и в древних литургических памятниках;
4. найденные в новооткрытых памятниках древнехристианской письменности.

Новозаветные аграфы

Наиболее авторитетна первая группа аграфов. Классическим примером аграфов, содержащимся в Новозаветном каноне, является изречение из прощальной беседы апостола Павла с ефесскими пресвитерами: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35). Его нет в Евангелиях, но апостол Павел прямо указывает на его принадлежность Иисусу Христу. В посланиях апостола Павла имеется целый ряд мест, которые согласно утверждениям самого апостола суть высказывания Спасителя. Апостол Иаков пишет: «Не клянитесь ни небом, ни землёю, и никакою… клятвой». Нагорная проповедь даёт основание предполагать, что апостол Иаков цитирует слова Христа. По утверждению Оригена заповеди из 1Фес. 5:21–22 и Еф. 4:26 принадлежат самому Христу. Сирийская «Дидаскалия», памятник церковной письменности III века, определяет слова из 1Пет. 4:8. Отсюда можно сделать весьма допустимый вывод, что и многие другие глубокие и лаконичные заповеди апостола, как, например: 1Фес. 4:16–17,19 принадлежат Самому Божественному Учителю. По мнению Дидима (конец IV в.) и Епифания († 403), слова апостола Петра принадлежат Христу. В Откровении есть слова, сказанные от первого лица: «Се иду, как тать», предвозвещающие великий день Второго Пришествия Христа. Епифаний считает Христовым и другое известное выражение из Апокалипсиса: «Се, стою у двери и стучу». Священный авторитет вышеприведённых аграфов непререкаем, так как Церковь утвердила равноценность всех книг Новозаветного канона.

Аграфы неканонических евангелий

Ко второй группе аграфов относят изречения Иисуса Христа, сохранившиеся в апокрифических, но не еретических Евангелиях, таких, как, например, «Евангелие от евреев», «Евангелие от египтян» или «Евангелие 12 апостолов», бесспорно восходящих к глубокой древности. Возможно, что некоторые из этих последних Евангелий имел в виду евангелист Лука в первых стихах своего Благовествования. К этой группе можно отнести аграфы из Евангелия от евреев, в частности, приведённую блаженным Иеронимом: «Кто огорчевает дух брата своего, повинен в величайшем грехе». Сюда же относится текст, имеющийся в так называемом Кодексе Безы (Кембриджском), не вошедшем в Четвероевангелие. В поучении о выборе места на брачной вечери, кроме известных слов, приводимых евангелистом Лукой, содержатся следующие слова Христа: «Вы же старайтесь возрастать из малого, а из большего делаться меньшим». Это выражение есть также в италийском переводе Нового Завета — одном из древнейших (II в.).

Аграфы, записанные отцами Церкви

К третьему типу аграфов относятся слова Христа, приведённые в «Апостольских постановлениях»: «Го́ре имеющим и лицемерно (ещё) берущим или могущим сами себе помочь и желающим брать у других; ибо каждый даст ответ Господу Богу в день суда». Аналогичное выражение содержится в «Учении двенадцати апостолов». В «Разговоре с Трифоном» мы находим следующее изречение Христа: «В чём Я найду вас, в том и буду судить вас». Внутреннее единство этого выражения с притчей Спасителя о десяти девах очевидно. Ориген и Дидим приводят следующее изречение Господа: «Кто близ Меня, тот близ огня; кто далеко от Меня, тот далеко от царства».

Из литургических текстов древней Церкви особенно интересными представляются слова «Душе истины… прииди и вселися в ны и очисти ны…» молитвы «Царю Небесный». Эти слова составляли часть древнейшей молитвы, которая читалась христианами при Крещении. По преданию, словам этой молитвы Иисус Христос научил Своих учеников, как и словам молитвы Господней.

Аграфы новооткрытых источников

Особую группу аграфов составляют изречения, содержащиеся в новооткрытых памятниках древнехристианской письменности, ибо они ещё нуждаются в подробных исследованиях. В 1897 г. в Египте английскими учёными Гренфелем и Хэнтом был открыт документ, получивший название «Ло́гиа Иису́» («Изречения Иисуса»). Находка представляла собой листок папируса, означенный номером 11, бывший частью неизвестного кодекса, содержащего некомментированные изречения Иисуса Христа на греческом языке. Каждое изречение начиналось словами: «Иисус говорит». Издатели отнесли найденный папирус ко II в. по Р. X. В этом фрагменте — 8 изречений, два из которых не восстановлены, три — являются перефразировкой евангельских изречений и три представляют собой неизвестные слова Христа (№ 2, 3, 5). Особенно своеобразно звучит вторая половина пятого изречения: «Я не в домах из дерева и камня. Расколи кусок дерева — и Я буду там, подними камень — и там найдешь Меня». Здесь содержится обещание Божественного присутствия в каждый момент жизни истинно верующего.

Литература

• Лопухин А. П. Незаписанные в Евангелии изречения Христа Спасителя и новооткрытые изречения Его. — СПб., 1898.
• Resch A. [archive.org/download/agraphaaussercan00rescuoft/agraphaaussercan00rescuoft.pdf Agrapha. Außerkanonische Schriftfragmente]. Lpz., 1906.
• Таубе М. А. [vk.com/doc53118638_380545875 Аграфа. О незаписанных в Евангелии изречениях Иисуса Христа.] — Варшава, 1936. — М.: Изд-во Крутицкого подворья, 2007. — ISBN 5-94688-038-1.
• Таубе М. А. Аграфа у Отцов Церкви. — Варшава, 1937.
• Таубе М. А. Аграфа в древнехристианских апокрифах. — Париж, 1947.
• Таубе М. А. Аграфа в иудейских и магометанских писаниях. — Париж, 1951.
• [samlib.ru/s/skosarx_wjacheslaw_jurxewich/agrafa.shtml Реферативное изложение по книге профессора М. А. Таубе «Аграфа. О незаписанных в Евангелии изречениях Иисуса Христа».]. [www.webcitation.org/6CW7Xzdah Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• Хосроев А. Л. Из истории раннего христианства. — М.: Присцельс, 1997. — ISBN 5-85324-038-2

---

Статья основана на материалах [drevo-info.ru/ Православной энциклопедии «Древо»].

Отрывок, характеризующий Аграфы

– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.