Агрест, Матест Менделевич

Матес (Матест) Менделевич Агрест
Дата рождения:	20 июля 1915(1915-07-20)
Место рождения:	Могилёвский уезд, Могилёвская губерния, Российская империя (Ныне — Княжицы)
Дата смерти:	20 сентября 2005(2005-09-20) (90 лет)
Место смерти:	Чарлстон, Южная Каролина, США
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР → США США
Научная сфера:	математика
Место работы:	Арзамас-16;</br>Сухумский физико-технический институт
Учёная степень:	доктор физико-математических наук
Альма-матер:	ЛГУ (матмех);</br>МГУ (аспирантура)
Известен как:	основатель теории палеовизитов

Матес (Матест) Менделевич Агрест (20 июля 1915, деревня Княжицы, Могилёвский уезд, Могилёвская губерния, ныне Могилёвский район, Могилёвская область — 20 сентября 2005, Чарльстон, штат Южная Каролина, США) — советский и американский математик, известный также как основатель теории палеовизитов.

Биография

В 1929 году закончил Любавическую Ешиву, в 1938 году Ленинградский государственный университет (математико-механический факультет), затем аспирантуру МГУ (1941). Участвовал в атомном проекте в Арзамасе-16, откуда был изгнан из-за религиозного образования (по другим сведениям из-за обнаружившихся родственников в Израиле или за то, что сделал сыну обрезание). Работал в Сухумском физико-техническом институте. Доктор физико-математических наук. Известен своими работами в области теории неполных цилиндрических функций.

С 1992 года проживал в Чарльстоне, штат Южная Каролина, США. Умер в 2005 году.

Теория древних космонавтов

Агрест впервые выступил со своей гипотезой в июле 1959 года на семинаре Сухумского физико-технического института. Потом, 6 февраля 1960 года, в «Литературной газете» появилась статья «Следы ведут в космос».

Были выдвинуты предположения о существовании в древности контактов инопланетян с Землёй. Были даны нетрадиционные интерпретации ряду фактов, например, что Содом и Гоморра были разрушены в результате ядерного взрыва, произведённого инопланетянами.

Статья имела большой резонанс, в том числе в западной прессе. В советской печати началась травля Агреста как автора антинаучной гипотезы.

Идеи Агреста вдохновили позднейших исследователей, таких, как Эрих фон Даникен и Захария Ситчин, которые в следующие десятилетия популяризировали то, что получило название «теория древних космонавтов».

Список произведений

• Агрест М. [mreadz.com/new/index.php?id=14420&pages=225 Космонавты древности] // На суше и на море. — М.: Географгиз, 1961. — С. 528-542.

Ссылки

• [www.cofc.edu/~agrestm/MATES.HTM домашняя страничка (англ.)];
• [www.vestnik.com/issues/2003/1001/koi/agrest.htm статья Михаила Агреста об отце];
• Математика в СССР 1958—1967 / Под ред. С. В. Фомина, Г. Е. Шилова. — М.: Наука, 1969. — Т. 2. (Библиография. — Ч. 1. — С. 15)

Отрывок, характеризующий Агрест, Матест Менделевич

– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.